Заправочная станция Аня Сокол

1. 1.Цветочная лавка на заправочной станции

Колокольчик над дверью задребезжал, и посетитель дернулся, словно не игрушку задел, а кнопку разгерметизации отсека. Этот гнусавый непривычный звук пугал почти всех, исключение составляли либо глухие, либо контуженные. Но потом испуг зачастую сменялся интересом, все-таки раритет. Тетка говорила, что в древности такими устройствами оснащали все магазины, чтобы хозяин всегда знал, когда в зале появлялся покупатель. Врала, поди, как барометр в четырехтактном прыжке.

Да что там посетители, даже я иной раз вздрагивала от перезвона металлической хреновины. Палец на экране дрогнул, и виртуальный крейсер, успешно прошедший три этапа головоломной трассы, аккуратно размазался по каменному обломку класса Б. «Минус одна жизнь», — оптимистично сообщила программа.

И тем не менее за пять лет, что мне пришлось хозяйничать в лавке, рука так и не поднялась снять звонилку.

— Доброго космоса, — поприветствовала я мужчину средних лет, среднего телосложения и со среднего размера лысиной на макушке.

— Доброго-о-о… — ответил незнакомец, отшатываясь в сторону от качнувшегося растения.

«Мистилия», прозванная ласковым вьюнком, была безвредна, относилась к виду сверхчувствительных растений, улавливала тепло человеческого тела. Все, что она «умела», это касаться. Не обладая ни ядом, ни иглами, она пугала людей куда больше, чем стоящая рядом «Венерум», совершено неподвижная и фонящая радиацией так, что вместе с покупкой вам автоматически бронировалось место на ближайшем кладбище. Полный сервис, так сказать, мы всегда заботимся о наших клиентах.

— Я хотел бы… — Мужчина с брезгливостью отцепил от рукава широкие листья ласкового растения.— Хотел бы купить цветок.

— Тогда вы пришли по адресу.— Я свернула экран.— Выберете сами или нужен совет?

— Нужен цветок, — повторил мужчина и уточнил:— красивый.

Самое распространенное слово в моем магазине. И самое непонятное. В прошлый раз покупатель счел красивым плотоядный «Корус» с Крипта, отдаленно напоминающий заплесневелый кружок вяленой колбасы и воняющий помойкой.

— Вам в подарок? Девушке? Или по более официальному поводу?

— Да-да, девушке и по поводу — ответил он на все вопросы разом и отчего-то смутился.

Мужику под сорок, надеюсь, он не на первое свидание собрался, иначе тут никакой цветок не поможет. Я дежурно улыбнулась.

— Возьмите «ПсевдоРуэлию». Недорогая, цветет месяц и вкусно пахнет.— Я указала рукой на ряд невысоких кустиков с изящными малиновыми цветами.

— А почему псевдо?

— Настоящая запрещена к вывозу за пределы системы Цанэ. А это всего лишь привитый к универсальному Фиту[1] побег, отцветет и израстётся в дичок.

— Одноразовое растение? Как-то это… неправильно.

— Тогда «Тринийские Бархатцы», — я указала на пушистые кустики в зеленых горшках, — уж они точно не одноразовые, к тому же светятся в темноте.

— Не знаю, не думаю что… — он запнулся и замолчал.

Мне даже не нужно было выходить из-за стола, чтобы понять, куда смотрит мужчина. К этому я тоже успела привыкнуть. При виде «Розы Заката» замолкали все. Алый цветок размером с ладонь с бархатными листьями и черной сердцевиной заставлял терять речь даже далеких от цветоводства космобайкеров. Правда, потом всегда следовал витиеватый мат, с помощью которого они выказывали восхищение.

— А это? — спросил он, указывая на цветок.

— «Увернийская Роза Заката». Красивая, дорогая, по верованиям предвещает разлуку, — сразу поставила перед фактом я.

Посетитель обошел столик с Окской рассадой. Саженцы уже начали белеть, если не продам в ближайшие два дня, начнут вонять. Цветок стоял у стены в белом пластиковом контейнере. Синеватый свет вытянутой лампы падал на бархатные лепестки.

— Разлуку? — переспросил мужчина, поднимая руку.

— В это верили первые поселенцы. Нам с вами необязательно.

— Не ядовито? — Пальцы замерли в миллиметре от бордового лепестка.

— Еще как, — хмыкнула я, выходя из-за стойки. Мужчина, вздрогнув, убрал ладонь, так и не коснувшись лепестка.— Самые красивые цветы всегда самые ядовитые.— Я осторожно дотронулась до стебля.

Покупатель прерывисто вздохнул. Но, вопреки ожиданиям, ничего не произошло. Я не захрипела, не забилась в конвульсиях и не грохнулась к ногам лысеющего влюбленного.

— Ее можно касаться, нюхать и при желании даже жевать, — пояснила я, — пока горит эта лампа, — и коснулась железного ободка. Круг света качнулся.— Пока бутон раскрыт. Как только лепестки соберутся, он начнет источать… — Я задумалась, подбирая слова.— Вы кто по профессии?

— Я? Археолог. Это важно?

— Не особо, просто биологу объяснить проще. Помимо обычных тычинок, у цветка есть еще ложные. Они больше похожи на мешочки.— Я поправила лампу. — Когда цветок закрывается, они раскрываются и выпускают другую пыльцу. Токсичную. Если ее вдохнет человек…

— Умрет?

— Нет. Растения первого класса опасности запрещены к розничной продаже частным лицам. Не умрет, потеряет голову от любви.

— К первому встречному? — оживился мужчина.

— Нет, — засмеялась я.— Это же не приворот и не магия планеты Вуду. Просто токсичный цветок, пыльца которого приравнена в некоторых системах к наркотическим веществам. Он вытащит чувства на поверхность, раскрепостит вас. Это даже необязательно любовь к человеку, привязанность может быть к домашнему животному, произведению искусства или к дымящимся морским гребешкам под чесночным соусом.

— И что, начнешь есть в три горла?

— Да, или восхвалять в одах и стихах. Эффект пропадает на третьи сутки, по исследованиям увернийцев, после этого организм становится резистентным к пыльце. А у нас с ними шестидесятивосьмипроцентное совпадение по генотипу.

Я отошла в сторону, некстати вспомнив, как три года назад начальник службы безопасности станции Мирх несколько дней покупал у меня цветы и подкидывал под дверь моего отсека, но уже в сопровождении кратких записок. От строк, шедших из глубины души, неудержимо тянуло выпить чего-нибудь покрепче. После сравнения моих глаз с черными дырами космоса всплакнула даже выросшая на любовных романах соседка Ирка. А все потому, что нечего совать нос в закрытый контейнер, доставленный на заправочную станцию, мотивируя это должностной инструкцией. Пусть ему по статусу и положено проверять все подозрительные посылки. Проверил на свою голову, да и на мою тоже.

— Значит, пока горит лампа, опасаться нечего? А если генератор выйдет из строя? Вам не страшно?

— Если генератор станции выйдет из строя, токсичная пыльца — последнее, о чем мы будем переживать.— Я вернулась за прилавок.

— Цветок, который любит свет… Знаете, — он задумался, — мне подходит.

— Две сотни виртов.

— Карты принимаете? — не впечатлился суммой покупатель.

— Еще как принимаем.

Валюта на станции ходила разная, один раз даже пробирками с катализатором роста расплатились. Но платежные единицы Всегалактического Интернационального Развивающегося Товарищества грех не принять. При условии, что это самое Товарищество обладает половиной патентов на оборудование станции, объединяет несколько планетарных систем и давно превратилось из корпорации в государство. На самом деле прилагательных, возводящих компанию в превосходную степень, в названии больше, но мало кто их помнит. Из-за этого полное название валюты в народе не прижилось, быстро сократившись до вирта. Менеджеры вяло выразили протест плебейскому именованию. Выразили и затихли. А вирт остался.

Я вывела на экран стандартную форму-предупреждение и развернула к мужчине.

— Подпишите здесь и здесь. Выше о том, что вы предупреждены об условной токсичности. Ниже, под перечнем систем, запретивших ввоз растений этого класса. Кстати, доставка до корабля входит в стоимость. Вы с какого? — поинтересовалась я, глядя, как покупатель прокручивает список, то и дело останавливаясь то на одном, то на другом пункте.

— Эээ, — замялся он, но все же ответил:— С Авальгора. Но не надо транспортировать, я сам.

Я развернула второе окно, выводя официальные данные по станции. Сегодня к нам пристыковались два промышленных транспортника, почтовый катер, плюс дюжина космобайкеров зависала в баре со вчерашнего дня. И, судя по всему, будет зависать и дальше, потому как Мирх заблокировал байки до того судьбоносного момента, пока парни не протрезвеют. Но те категорически отказывались делать что-то подобное, отсыпаясь и похмеляясь, не отходя от кассы, к вящей радости не отпускавшего в кредит Лина. Так что будем ждать, когда он опустошит их кошельки. Или они его бар.

Грузопассажирский Авальгор — один из двух транспортников, напоминающих больших неповоротливых жуков, подошел к станции с утра, чтобы разогнать шестисотые тактовые двигатели.

Такие движки запускались только один раз, сразу после установки на корабль. Они работали по инерционному принципу, разогнавшись, они «вели корабли сквозь просторы вселенной, бороздя галактики», бла-бла-бла и прочая чушь. В рекламном буклете Товарищества даже что-то про отважных капитанов было. Если по-простому, двигатель разгоняли и не останавливали никогда: ни в портах, ни на планетах, ни на таможнях, где могли проторчать не одни сутки, работая вхолостую. Корабль таскался из одной захудалой дыры в другую, пока «такты» не замедлялись или не останавливались совсем. Судно вставало на капремонт с заменой движка или отправлялось на свалку, смотря, что дешевле, купить новое корыто или отреставрировать это. Но еще двигатели можно было разогнать, главное, успеть сделать это до того, как такты затихнут совсем и двигатель умрет. Это, так сказать, наименьшее из зол, которое не так ударит по вашему кошельку и позволит сохранить корабль.