– О, наша водка, с перцем! – воскликнула Глафира, рассматривая этикетку. – Я попробую. Поль, где ты, нужно распечатать бутылку!

– Тетушка, не утруждайся, я сам открою, – произнес племянничек, обрадовавшись, что телохранитель отсутствует.

Но на зов явился Поль и взял бутылку их рук Хилого.

– Вам, госпожа, крепкий напиток противопоказан, лучше выпейте французского вина.

– Нет, Поль, за встречу пригублю водки. Налей Валере и сам попробуй.

Телохранитель не прекословил. Все выпили. Адвокат крякнул, извинился и стал за спиной хозяйки.

После выпитого спиртного телохранитель Хилому не казался уже таким подозрительным, и он немного расслабился, подумав, что как это такому адвокатишке в его чугунную голову поместились юридические науки?

– Расскажи, Валера, как твои успехи, работаешь, женат ли, дети есть? Получил ли мой перевод? – поинтересовалась Глафира.

– Живем не богато. Жена работает лаборантом. Дочь учится так сказать в колледже. Я работаю сантехником при ЖЭКе. Деньги получить не успел, наверное, получила жена, если ей выдали…, – не моргнув глазом, начал лепить горбатого Хилый, озвучивая часть биографии Голубкова.

Телохранитель нагнулся и громко шепнул:

– Госпожа, обратите внимание на его не рабочие руки. По ним можно изучать географию его страны.

– И картишками, наверное, балуешься? – переспросила тетка.

– Это верно, – в том же духе, сориентировавшись, продолжал глаголить родственничек. – На работе я стараюсь руки не перетруждать. В свободное время пишу картины….

– И какие же? Интересно было бы посмотреть.

– В основном портреты и пейзажи, сей момент, сейчас предоставлю для обозрения, привез вам в подарок, – и Хильной скоренько поднялся к своему чемодану.

Через каких то пять минут всеобщему вниманию были представлены для обозрения два «шедевра мирового классицизма».

Отбывая первый свой срок в тюрьме, бывший фотограф числился там штатным художником. То бишь писал слова на лозунгах с призывами ко дню революционных праздников да на плакатах для клуба и столовой. А после отсидки уже дома смог нарисовать эти две картины по памяти, перед поездкой в Канаду старательно исправив на них свою фамилию на Голубкова.

Зрители, а их в гостиной было всего двое, разинули рты. На первой картине был изображен пейзаж – темные серые каменные стены и в зарешеченное окошко пробивалась в камеру яркая желтая луна.

На второй картине был изображен портрет сидельца с искаженной физиономией в шлеме вместо шапочки сварщика, прикрывающего не по годам лысеющий череп. В руках он держал держатель от электросварочного аппарата с электродом, что придавало портрету удручающее зрелище. Сия картина явно когда-то была срисована непревзойденным портретистом с натуры, напоминающая его сокамерника Степку-сварщика.

Оправившись от увиденного художественного произведения, Глафира, наконец, выдавила из себя:

– Ну, племянничек, ты и удружил, спасибо за подарок изобразительного искусства, но я никак не пойму школу письма. Это авангардизм или кубизм?

– И абстракционизм тоже, – начал самодовольно расхваливать свои картины художник.

Адвокат подошел к одной из картин и бесцеремонно провел пальцем по фамилии живописца, отпечатков краски на пальце не выявил. Но смутное сомнение его не покидало. Много он повидал в своей адвокатской практике проходимцев.

Новоявленные родственники уселись к столу и продолжили трапезу.

– Валера, я решила оформить на тебя завещание. Моя недвижимость в качестве дома и ценных бумаг, включая и драгоценности, отойдет к тебе, а фабрику по производству стройматериалов из известняка перейдет к моему компаньону и помощнику Полю….