Впрочем, это дело жизни, дело Божие. Он Сам всё нам покажет и поправит меня, если нужно. Пока же хочу сказать только, что всё, что касалось и касается жизни Алеси, есть факт моей внутренней жизни. Алеся как-то связана с моей живой душой; может быть, это она и есть. И с её приходом или явлением внешняя жизнь (до мелочей) начала становиться внутренней, а внутренняя, во всех тонкостях, стала воплощаться вовне, стала создавать атмосферу вокруг меня, ощущаемую извне.

Эти слова были написаны в определённую минуту, может быть, светлую минуту. Святитель Игнатий Брянчанинов говорит, что в состоянии умиления у человека открываются духовные очи и он всё видит правильно, как бы становится зрячим. Проходит умиление – человек снова слеп. Тот, кто всё время в умилении, совершенно прозрел. Но какая же потребна во всём этом осторожность и трезвенность! Сейчас, в обычную минуту внутренней борьбы, могу сказать лишь то, что самое главное в том, что я могу прибегать к покаянию. Эти двери для меня открылись. Сердце сокрушается. А значит, уже не такая тьма внутри меня.

Я привлекаю столь пристальное внимание к своей рядовой и ничем не выдающейся личности и судьбе лишь потому, что хочу поделиться с близкими мне людьми (а, вообще-то говоря, мы все друг другу – ближние) тем, что, как мне кажется, типично для человека вообще. Может быть, кому-то эти вехи пригодятся и в его жизненном пути. И потом – «утешителен, отраден для христианина голос его собрата в этой тьме и сени смертной, в которой мы совершаем наше земное странствование, шествуя к небу» Свт. Игнатий (Брянчанинов).

Из своих дневников о своей личной жизни я выписываю то, что, как мне кажется, свидетельствует о веянии Духа в нашем трудном и скорбном земном бытии.

Плохое не может быть правдой и никогда ею не бывает. Бывают просто наваждения, уходящие и не оставляющие после себя ни следа, ни памяти. <…> Кое-что может преобразиться, имея в себя зёрна правды.

Муж – глава, когда у него глава – Христос. А так жена будет у него шеей, которая будет им лукаво крутить по своим пустым прихотям, по женской слабости своей.

Вера включает в себя такое понятие, как верность. Вера зиждется на духовном опыте. Сначала это редкие минуты просветления, может быть, даже мгновения, когда всё становится ясно и радость наполняет душу. Потом возвращается тот же самый прежний мрак, как будто ничего не было. Но остаётся память об этих минутах. И вот этим минутам, когда в человеке раскрывается его настоящая светлая глубина, когда Бог посетил его, этим минутам человек должен хранить верность во мраке, не поддаваясь давлению тьмы. То же самое справедливо и в отношении любви, справедливо в полной мере, ибо в любви также есть посещение Божие и откровение в тебе Его образа и подобия – тебя самого. Здесь тоже нужна верность светлым минутам и неверие мраку повседневности, убивающему высокое и прекрасное, неверие наваждению отчуждения, неверие плохому в личности любимого существа. Между прочим, очень похожим образом строятся и отношения с Богом, в Котором, конечно, нет ничего плохого, но и здесь приходит повседневность, тучи заволакивают духовное небо: кажется, что Бог отвернулся от тебя, и даже клевета на Бога может доходить до твоего ума и сердца через слышимые слова или неслышные помыслы. Но Он рядом, и Он отрёт всякую твою слезу, все те слёзы, которые ты пролил во всю твою жизнь. Не останется не утешенным ни одно твоё воздыхание, ни одна горькая мысль, ни одно тяжёлое чувство. Здесь мы живём во времени. Вечность больше времени и всё временное она в себя включает. Войдя в вечность, мы не потеряем ничего из временного, но в вечности всё преобразится. И я, грешный, только этим и живу.