– Ерунда! – отмахнулся Илья, переходя с бутылкой и стаканами на бугорок возле Марека. – Сейчас искупаемся, и всё пройдёт.

– А пройдёт, так на фига пить, добро переводить?

– Слушай... – опять начал Илья, пропуская его слова мимо ушей и разливая вино по стаканам. – Так ты говоришь, хахалей у неё много тут было?

– Ну, я не знаю на счёт хахалей, но мужики вокруг неё крутились, девок, правда, тоже было полно. В общем, Фая говорит, прошлый заезд шибко весёлый был.

– А кто это, Фая?

– Да повариха же наша. Башкирка она или татарка, не знаю, смешно так говорит. Я к ней на кухню потом зашёл, водички вроде попить. Ну и там, слово за слово, разговорились... Ладно, давай дёрнем, чо оно выдыхаться-то будет.

– Короче, – продолжал Марек, отдышавшись и отхрюкавшись, – был тут у неё какой-то дружок, но потом они разосрались и он уехал. У него машина вроде своя.

– Что ж ты мне про дружка-то сразу не сказал? – удивился Илья.

– Да сдался он тебе, хрен с ним. Я же говорю, разругались.

– Ну-у, сегодня разругались, завтра помирятся. Может у них любовь?

– Да пошёл ты! Любовь – морковь. Тебе-то что? Ты на ней жениться собрался?

– Ладно, – махнул рукой Илья, – проехали, давай дальше.

– Так вот, я и говорю. Потом заезд тот. Там было много, как бы это сказать, несемейных, молодых парней и девок. Вот они и гулеванили. Фая говорит, каждую ночь, пьянки-гулянки. Танцы. Разожгут костры возле волейбольной площадки и пляшут до рассвета. Директор уже начальству жаловаться собирался. Ну и Анька твоя с ними. Каждый день под утро являлась, а потом дрыхла до обеда. Как сегодня, да ты сам видел. Она с ними хотела уехать, да директор не пустил, сказал сволочь, что пока смена не приедет, будет работать, а не то зарплату за весь месяц не получит. Вот она и осталась. Если б не он, ты бы сегодня её здесь уже не увидел. Ту-ту!

– А сейчас она где, не знаешь?

– Да дрыхнет наверно опять, на пляже. Что-то вроде она про это говорила.

Они помолчали, глядя на озеро и на виднеющиеся в отдалении белые треугольники парусов.

– Пойдем, что ли в бильярдишко перекинемся? – предложил Марек, лениво потягиваясь.

– Пойдем, – согласился Илья.

– В бильярд-то, надеюсь можно без штанов? Слушай дружище… – сказал вдруг Марек, – ты только не подумай чего. Просто я тебе, как другу хочу посоветовать. Ты с этой девчонкой поосторожнее. Я ж тебя дурака знаю, ты же влюбишься, как кот. Сердцем чую, это оторва ещё та. Хлебнёшь ты с ней.

– Эх, Марек, – отвечал ему Илья, – хлебнуть бы с ней!

***

Она появилась внезапно, из только что сгустившихся сумерек. И шагнула прямо к костру. А может, они просто ждали её с другой стороны и смотрели не туда. Во всяком случае, её появление в первый момент осталось не замеченным.

– Эй, мальчики, – позвала она, – кого-нибудь ожидаем?

Они разом обернулись.

– Господи, Анюта, – сказал Марек, – так ведь можно и заиками остаться.

Она довольно улыбалась. Рот у неё был большой, а губы полные и яркие от помады. Костёр загорелся сильнее, и Илья заметил, что верхний ряд зубов у неё был идеально ровным, а в нижнем – два передних зуба немножко заходили один на другой, что, впрочем, не портило впечатления от её улыбки. Она стояла перед костром, расставив ноги, обтянутые голубыми линялыми джинсами, засунув большие пальцы рук в петли для ремня. На ней ещё была жёлтая короткая майка-топик, как тогда носили, где на одной стороне написано Yes, а на другой No.

– Анечка, – сказал Марек, делая нетерпеливый приглашающий жест, – ну, что ты стоишь, как шериф на диком западе. Мало того, что напугала до икоты. У меня такое впечатление, – обратился он к Илье, – что она сейчас выхватит кольт и перестреляет нас, как этих, э–э... – он пощёлкал пальцами, ища подходящее определение.