Прапорщик покосился на него, вышел из машины, не закрыв за собой дверцу, и направился к обрыву. Марек с Ильей последовали за ним, сержант остался за рулем. Вид у него был индифферентный.

Дорога обрывалась внезапно, дальше были стволы исполинских деревьев, увенчанные густыми развесистыми кронами. Илья подошел к самому краю, глянул вниз и увидел землю, словно с балкона второго этажа. Сходство усиливалось еще и тем, что обрыв был совершенно ровный и, перпендикулярный к поверхности земли. Словно бритвой срезало. Вниз бежали многочисленные ручейки от тающих наверху сугробов. Дул ласковый ветерок, на небе ни облачка, и погода стояла совершеннейше летняя, словно не было вчера жуткого мороза и вьюги.

– Ты, что-нибудь понимаешь? – спросил Марек. Он опустился на одно колено и, протянув руку, провел ладонью по склону. – Только, что не блестит… шлифовали его, что ли? Другие люди рядом с ними, тоже щупали поверхность склона и цокали языками. Несколько поодаль, стояла еще одна группка. Они, возбужденно о чем-то переговариваясь, передавали друг другу большой армейский бинокль. Друзья подошли к ним.

– Ух, ты, бинокуляр! – восхитился Марек. – Откуда такой?

– Мой, – угрюмо сказал здоровенный бородатый мужик, в грубом свитере и камуфляжных штанах и зачем-то пояснил. – Охотник, я… С охоты тут ехали. Вот приехали…

– Взглянуть не дозволите? – спросил его Марек.

– Гляди… за просмотр денег не берем, – бородач протянул ему бинокль. – Вон туда смотри, – он показал рукой в сторону, где между стволами деревьев виднелся просвет. Марек с минуту вглядывался в окуляры, затем молча передал прибор Илье. Тот, в свою очередь, поднес бинокль к глазам.

Мир рванулся навстречу, приближенный двенадцатикратной оптикой. Прямо перед носом стволы деревьев, покрытые грубой коричневой корой. Пожалуй, похожи на сосны. Но не сосны – ветки кроны густо облеплены короткими иголками, на концах круглые зеленые шишки. Между «сосен», теснились другие деревья, поменьше, одни с пирамидальными кронами, а другие вообще похожие на пальмы, с копной длинных листьев на верхушке ствола.

Все это сливалось в сплошной зеленый ковер, который на самой границе видимого, поднимался к невысоким черным горам.

* * *

– Вы мне вот скажите, – раз за разом риторически вопрошал Марек, когда они, в милицейском бобике, мчались обратно в институт, – мы на Земле, или где? Вот тряска… – машина подпрыгнула на колдобине, – от земной не отличается.

– Лучше будем считать, что мы на Земле! – сказал ему Илья. – Помнишь, как в Кин-Дза-Дза? Солнце здесь, значит Ашхабад там…

– Да уж… – сказал Марек, – отошли на минутку и затерялись в песках… вернее, в лесах.

Они въехали на площадку перед институтом, где их встретили вопрошающие взгляды, остававшихся там людей.

– Пока что господа и дамы, – объявил Марек, выходя из машины – ясно только, что ничего не ясно! Могу подтвердить: там, где мы были, действительно небольшой обрывчик, а дальше лес… Не плачьте женщины! Обождите пока!

Женская часть населения действительно подозрительно шмыгала носами, некоторые начали всхлипывать. Мужчины, наоборот, начали возбужденно галдеть, на разные лады, повторяя уже навязшие в зубах тезисы, про обрыв, лес и море. Кто-то высказывал нелепые предположения об их месте нахождения, кто-то странные способы спасения из создавшейся ситуации.

– Ну вот… – разочарованно сказал Марек, – Товарищ прапорщик, пора брать контроль в свои руки, как считаешь?

Николай пожал плечами и полез на подножку "уазика".

– Тихо, граждане! Па-апрошу без паники!

К Илье протиснулась Анюта, дернула за руку.