От института до жилых кварталов – километра два. Сперва вдоль проспекта с погасшими фонарями, затем через лесок, а потом по улице, которую Илья называл "Дорогой скорби" из-за ее безрадостного вида – по обеим сторонам тянулись, окружённые покосившимися заборами, грязно-серые бетонные коробки складов.

Далее путь пролегал через железнодорожный переезд со шлагбаумом, потом ещё немного по пустырю, после которого тянулись ряды частных гаражей, а за ними уже начинались кварталы девятиэтажек.

На подходе к этому самому пустырю, друзей и поджидал сюрприз – поперёк дороги, в обе стороны, насколько было видно в полумгле, колыхалась плотная завеса, то ли тумана, то ли дыма. Впрочем, дымом не пахло.

На дороге, не доезжая до стены тумана, запрудив собой неширокую проезжую часть и даже залезая на тротуар, скопилось с десяток легковых автомобилей, среди которых, грязной канарейкой, желтел милицейский уазик ППС. Между машинами стояли люди, горячо обсуждая происходящее.

– Я же тебе объясняю, командир, – доказывал толстому милиционеру в форменной куртке с погонами прапорщика, мужик в расстегнутой короткой дубленке и меховой кепке, – я здесь полтора часа назад проезжал, не было никакого тумана! Вот треснуть мне, на этом самом месте! Снежок шёл… пушистый такой!

– Да какая разница… пушистый… – басисто вступил в разговор водитель другой машины. – Я вот пробовал пешком туда пройти... ну… внутрь, – он тыкал рукой в сторону колышущейся стены. – Так там, на полметра ни хрена не видно. Через пять шагов направление потерял и вернулся только на голоса.

– Да где вы вообще, у нас зимой туман видели? Может дымовая завеса?

– Дак дымом-то не пахнет!

– А может, трубу прорвало от мороза? – задался вопросом, какой-то бывалый гражданин. – Помнится, как-то раз прорвало горячую воду прямо на перекрестке, возле рынка… хлестало по всей улице. Так там такой же туман стоял!

– Где ты воду видишь, умник? – резонно возразили бывалому. Тот не нашел, что ответить и умолк. Друзья подошли поближе к толковищу.

– Слушай, – пробормотал Марек, пряча нос в воротник пальто, – а здесь-то вообще дубак!

Действительно, стало еще холоднее, к тому же зарядил обжигающий ветерок. По стене тумана пошли волны. Все присутствующие обернулись к ней, настороженно наблюдая за непонятным атмосферным явлением. Илья следом за Мареком, постарался, как можно плотнее, запахнуть, вдруг переставший греть пуховик.

– Ну, и что обо всём этом думаешь? – пробормотал он, кося на приятеля, слезящимися от холода и ветра глаза. Но тот лишь сосредоточенно сопел, стараясь согреть дыханием замерзший нос.

– Так что, командир? – вновь подал голос "меховая кепка". – Что делать-то будем? Прапорщик стоял возле своего "уазика", нервно отбивая дробь на капоте, пальцами, затянутой в перчатку, правой руки. Он был явно смущён происходящим и очевидно не знал, что надлежит делать в таких случаях. Его растерянный взгляд блуждал по лицам окружающих, словно пытаясь найти кого-нибудь, на кого можно свалить ответственность за происходящее.

– Что нам делать-то? – продолжали интересоваться вокруг. – Говори! Чего тянешь? Не стой столбом. Мобильники не работают, узнай, может, по рации чего передали?

Прапорщик постучал согнутым пальцем в стекло своей машины. Оно со скрипом, приспустилось, выпустив в щель облачко пара.

– Ну?.. – поинтересовался он у своего, невидимого в темноте салона, напарника. – Не восстановилась связь?

Из щели что-то забубнили в ответ.

– Так и нет? – голос прапорщика стал безнадежным. – Шумит и все? С-сука, бля!

– Полчаса тут уже паримся! – глухо роптала, окружившая "уазик", маленькой толпа. – Объяснил бы кто!.. Что за хреновина?.. Как холодно-то стало!..