Часто бабушка принималась учить умуразуму своих дочерей – старшую Альвину, или по паспорту Лизете Йохана Альвине (мою мамочку), среднюю Амалию и младшую Наталию. Был у нее еще сын Жанис, или по паспорту Йоханс. Он любил выпить, и когда приходил домой пьяный, начинал скандалить, орать, грозился всех избить. Его боялись все, кроме моей тети Наталии. Помню, как-то Жанис в очередной раз напился, и дедушка стал его выгонять. Жанис обиделся, вышел в коридор, где было окно, выходившее в закрытый двор, и пообещал выброситься, мол, никто его не хочет, и он не хочет больше жить. Плачущая бабушка схватила его за руки: «Не прыгай, Жанитис!», Наталия же открыла окно и сказала: «Ну, чего ждешь – доброго пути…». На это Жанис ответил, он не дурак, чтобы прыгать.

Жили мы бедно – как-то с трудом перебивались. Единственный, кто имел постоянную работу, был дедушка. Он был пекарем, и местом его работы была пекарня Хейфица. Жанис ни на одной работе долго не задерживался. Амалия работала на канатной фабрике. Если я не путаю, то делали там пеньковые канаты. Наталия работала, когда находила работу. Моя мама каждый год получала на два-три месяца работу в военной типографии, когда там печатали ежегодную телефонную книжку. Ее работа заключалась в том, что она, стоя на возвышении у печатной машины, вкладывала в нее листы белой бумаги. Работа была очень тяжелая, и мать сильно уставала.

Мои дедушка и бабушка, мама Лизете и тетя Амалия

Немного и о моем отце. Его звали Вольфридс, он был высокий представительный мужчина. Его считали умным, он писал жильцам дома прошения и давал советы по юридическим и прочим вопросам. У отца был удивительный почерк, совершенно каллиграфический. Отец все время где-то работал, по крайней мере, так он утверждал, но почему-то очень редко приносил домой деньги. Постоянно с ним случались всякие несчастья: то работодатель не платил зарплату, то обанкротилась фирма, то кто-то взял его зарплату и истратил. Или просто не бывало работы. Помню, как отец однажды сказал, что пойдет пилить дрова. Работу вроде предложили на неделю или даже на более длительный срок. Но как-то вечером бабушка сказала: «Вольфридс, ты опять врешь, ты не пилишь дрова, а ходишь загорать. Если бы ты пилил дрова, у тебя загорела бы спина, но у тебя спина белая, зато лицо и грудь загорелые». Я уж и не помню, чем эта история в тот раз закончилась.

Отец Вольфридс

Один раз перед выборами в Сейм отец вместе с Жанисом расклеили много предвыборных плакатов. И опять ему не дали денег. Мне в то время было, кажется, шесть лет, и мать послала меня с отцом, когда тот сказал, что идет к партийному начальнику требовать денег. Отец меня с собой брать не хотел, но все же взял. Помню, как мы вошли в какое-то шикарное помещение, где за огромным столом сидел, как мне показалось, очень важный господин. Насколько я понял, отец просил аванс, а не зарплату, которую он, судя по всему, уже потратил. После долгого ожидания этот господин дал отцу, наверное, 10 латов. Мы пошли домой, отец отдал деньги матери, которая, в свою очередь, передала их бабушке. На некоторое время в доме наступил мир.

Ходили разговоры, что отец когда-то получал пенсию в качестве инвалида войны. Во время Освободительной войны он потерял два пальца на левой руке. Позже пенсию у него отобрали, поскольку нашлись свидетели, утверждавшие, что Вольфридс сам отстрелил себе пальцы, чтобы его отпустили с фронта. Затем отец работал вроде на таможне каким-то малень-ким начальником, но оттуда его быстро уволили, объ-яснив при этом, что ему сильно повезло, что его не посадили.