Здание ЦРММ и сейчас стоит на прежнем месте. Слишком мала его площадь, чтобы на его месте построить очередной торгово-развлекательный комплекс, да и район не больно престижный. Впрочем, дело времени: придёт кому-нибудь в голову ликвидировать завод «Красный Выборжец», и освободится огромная территория. Пока, насколько можно видеть с Кондратьевского проспекта из окна трамвая или автобуса, здание нисколько не изменилось, те же тополя перед ним, тот же желтоватый петербургский цвет. Зайти посмотреть? Зачем? Недавно кто-то из писателей сказал на ТВ, что никогда не бывал на похоронах друзей, предпочитая хранить их в своей памяти живыми. Давно уже нет Западного геофизического треста, и неизвестно, кому теперь принадлежит здание ЦРММ. Здание умерло для меня, и не стоит посещать чужие холодные руины. Но сдавливает горло, и подступают слёзы, когда я дописываю эти строки.

ДОНБАССКАЯ АЭРОГЕОФИЗИЧЕСКАЯ ПАРТИЯ

ЕЙСК

Я приехал в Ейск жаркой ещё осенью 1957 года. Ейск, вернее часть его, которую я увидел, представился мне скорее посёлком городского типа с широкими улицами, заросшими короткой зелёной травой. Несколько коз, привязанных к забитым в землю колышкам, паслись на улицах. Улицы были образованы белыми одноэтажными домиками частного сектора с обязательными номерными фонариками на каждом доме. Позже я узнал, что только эти фонарики в тёмное время освещают улицы. Наверное, где-то был «центр» с многоэтажными домами, магазинами, всякими присутственными местами, но я пока там не бывал. Жизнь была сосредоточена между несколькими близко расположенными местами: домом, в котором я поселился, камералкой, морем и домом, хозяйка которого взялась нас кормить. Нас – это двоих парнишек техников-геофизиков, работающих в камералке, и меня, к ним присоединившегося. Кормила нас хозяйка не очень вкусно, но сытно. Мясо заменяли разные «субпродукты». Почти не было овощей, хотя осенью на рынке они должны были бы продаваться в изобилии. Но мы как-то не задавались этим вопросом, ели что дают. Сыты, и ладно. Море мне не понравилось. Чтобы попасть к воде, нужно было спуститься с крутого глинистого обрыва в несколько метров высотой. Вода была мутная от взвешенной глины. Мелкая вода ниже колена простиралась на сотни метров от берега. До глубокой воды приходилось идти по липкому от глины дну.

Прежде чем приступить к работе бортоператора я проходил «курс молодого бойца» в камералке. О работе камералки я в общих чертах уже рассказывал в начале этого повествования. Донбасская партия располагала двумя аэрогеофизическими станциями АСГМ-25, выпущенными заводом «Геологоразведка» в Ленинграде, и двумя самолётами АН-2, на которых они были установлены. Станция состояла из феррозондового Т-магнитометра со следящей ориентирующей системой и автоматическим переключением пределов измерения и гамма-канала на многочисленных счётчиках Гейгера, размещённых в двух кассетах. Результаты измерений каждого канала записывались на отдельной диаграммной ленте с помощью пишущих гальванометров, объединённых в общий регистратор. На каждой ленте фиксировалась высота полёта над поверхностью земли по данным бортового радиовысотомера. Гондола магнитометра с датчиком и механизмом ориентирующей системы жёстко крепилась на штангах к борту самолёта. Самолёты летали на съёмку почти ежедневно по шесть часов. Поэтому нагрузка на камералку была очень большой, и для оперативной обработки материалов съёмки в камералке работало много людей. Руководила работой камералки, а практически и всей работой партии Елена Алексеевна Маева, женщина молодая, но опытная и требовательная. Под её началом камералка работала чётко и быстро, и не обработанных материалов съёмки надолго не оставалось. Значительную часть работы выполняла картограф Катя Гулина, и сама, и организационно. Она следила за правильным оформлением отчётного картографического материала на кальках и собственноручно оформляла цветные красочные карты графиков для демонстрации на защите отчётов. Наверное, скучное однообразие чёрно-белых ка́лек утомляло картографа-художника, привыкшего к многоцветию геологических карт, и на цветных картах для защит она хоть немного отводила душу. Бывали ещё очень жаркие дни, и тогда Маева устраивала большой перерыв до наступления вечерней прохлады. Досаждали осенние мухи, и не только людям. Однажды я увидел, как муха бежала по только что проведённой тушью по кальке линии и … выпивала ещё не высохшую тушь, оставляя за собой едва заметную линию. Работая в камералке, я исподволь узнавал весь механизм работы партии, в том числе и работу бортоператоров. Когда, наконец, я оказался в самолёте, я уже был более или менее подготовлен к работе бортоператора. Вообще, недолгая работа в камералке, руководимой Е.А. Маевой, оказалась для меня хорошей школой профессионального взросления, хотя и до того я вовсе не был инфантилен. Обстановка дисциплины и непрерывной продуктивной работы достигалась Еленой Алексеевной без видимого принуждения, как должное. Я так это и воспринимал, но некоторые работники камералки считали её чуть ли не тираном и побаивались.