С полицией жители мирились как с неизбежной неприятностью, да ее и незаметно было, а если где-либо появлялся полицейский, то это означало нечто чрезвычайное. Пожарные же пользовались уважением, как лица, приносящие помощь, но их было очень мало, и так плохо были они оборудованы. При возникновении пожара раздавался частый набат колокола, висевшего на высоком столбе у здания городской думы, так наз[ываемый] «сполох»; первыми на пожар бежали особые любители тушенья из мастеровых и торговцев, и только позже приезжала убогая пожарная машина, у которой всегда «кишка» была (т. е. резиновый рукав) худая. К числу таких рьяных охотников пожаротушения относился Черный, так назывался брюнет с курчавыми волосами и волнистой бородой, торговавший дешевыми леденцами и халвой около магазина Блохина. <При первых же звуках набата Черный совал свой лоток в магазин и мчался на пожар, где и проявлял героическую отвагу>[163].

В горячий летний день 1878 г. вспыхнул пожар на «нижнем» базаре, потянулся в гору, горели целые улицы, застроенные деревянными домами с тесовыми крышами. Был ветер, и огонь перекидывался через горящую улицу на соседнюю. Обезумевшие люди кидались из стороны в сторону, спасаясь от пламени и дыма;

выносился домашний скарб, мычали коровы, ржали лошади, раздавались людские крики, плач, причитания старух с поднятыми в руках иконами «неопалимой купины». Незабываемые картины людского горя. В журнале «Нива» появилось изображение «Уфа после пожара». Затем пожары начались ежедневно, возникая почему-то в полдень. Училища и гимназии были распущены, по мере сил помогали тушить пожары. В тот же год возникли огромные пожары и в других городах, тогда Оренбург и Моршанск выгорели чуть не наполовину. Весь город держал свое имущество более недели на возах. Главный недостаток заключался в воде, так как водопровода не было, на реку ехать было не близко, пруды в городе служили в это время бассейнами для наполнения маленьких пожарных бочек. После этого колоссального пожара в Уфе было образовано Вольное пожарное общество. Все извозчики и частные лица, имевшие лошадей, обязаны были иметь бочки с водой и являться на пожар. Каждая бочка получала один рубль, а прискакавшая на пожар первой – три рубля. При первых же звуках тревожного пожарного набата извозчики без всяких разговоров ссаживали пассажиров и мчались домой за бочками.

Во время этого пожара сгорел и дом моего деда. Наша улица осталась в стороне от огненного потока. Отец со всей дворней кинулись спасать дедушкин дом, но он сгорел дотла. Отец помог деду выстроить новый дом, и дед упорно воссоздавал свой уголок, <устроив на этот раз под частью дома полуподвал, где поселилась моя тетка-вдова, открывшая было мелочную лавочку, но скоро прогоревшую, улица была глухая и покуптелей не было>[164].

Пруд на Сибирской улице в Уфе. Фото 1910-х гг.

Монотонная жизнь города разнообразилась бедствиями пожара и наводнением во время разлива реки Белой, когда полая вода затопляла всю нижнюю часть города: слободы Нижегородку, Архиерейскую и Золотуху (часть под женским монастырем), и на много верст разливалось половодье. Между выглядывавших из-под воды крыш еще недавно мирных изб и домишек Нижегородки плавали лодки, спасая вылезших на кровли жителей, не успевших выбраться, домашнюю спасенную рухлядь, скот; часто вода многих заливала, и люди гибли. Беспризорные баржи носились вдоль улиц, довершая разрушение.

Между тем была возможность предусмотреть грядущее несчастие. Через овраг Старой Уфы протекала речонка Сутолка, летом едва заметная, но весной бурливая от горных потоков, и в зависимости от того, как Сутолка «играет», возможно было предположить, каково будет половодье. И все же беспечность брала свое, спадала вода, и люди снова въезжали в мокрые избы. Да и не всякий год заливало до крыш, иногда только до окон доходила вода, а то и ниже.