Сухановский кабак был против базара, рядом с аптекой Генриха Штехера, и имел вывеску без надписи, с изображением двух мужиков, пьющих чай за столом, с самоваром и двумя штофами водки. По другую сторону базара был трактир Перепольцева с двором для приезжих возчиков и харчевней тоже с вывеской, изображавшей стол, с одной стороны которого сидел купец, держа перед собой на вилке поросячью голову, с другой, положа на стол руки и голову, спал субъект, по платью похожий на писаря, посредине, перед столом, стоял половой[128], держа поднос с бутылкой водки. Вывески были больше предметными изображениями: так, у сапожника, поставлявшего на всю Уфу обувь, висел над входом огромный золоченый сапог, у булочных – золоченый крендель, у колбасной – окорок, у портного – ножницы. На углу главной улицы большой одноэтажный деревянный старый дом – трактир «Бавария» – притон всех босяков. Была еще гостиница «Россия» с бильярдом, содержавшаяся бывшим городским головой С.Л. Сахаровым, темной личностью, вышедшей из маркеров[129].

Недалеко находилось двухэтажное здание присутственных мест: казначейства, казенной палаты и губернского правления. Во флигельке дома помещалась губернская типография, где печатались «Уфимские губернские ведомости»[130], а в частной типографии купца Блохина печатался «Уфимский листок объявлений и извещений» с телеграммами «Северного телеграфного агентства»[131]. Этим и ограничивалась уфимская пресса. Блохин имел единственный на всю Уфу книжный и писчебумажный магазин, а также публичную Библиотеку для чтения с хорошим подбором книг. На оборотной стороне переплетов книг его библиотеки были наклеены ярлыки: «Читающих мои книги прошу углов в них не загибать, заметок не писать и книгу не выворачивать». На некоторых книгах 40-х годов были такие наклейки: «Не берите книгу грязными руками, не рвите и не пачкайте, не загибайте листов, не перегибайте в корешке, не кладите на мокрый стол, не выносите незавернутой, ибо от всего этого книга стареет и уже не может передать другим читателям всего того, что прочитали вы». Это приучало нас к бережному обращению с книгой, я сам стал переплетать книги, научившись их сшивать в переплетной Блохина, куда отдавал более ценные книги, и где мастер охотно показывал мне это незатейливое искусство. Цензура еще не добралась до «запрещенных» книг, и мы брали из библиотеки журналы «Современник», «Отечественные записки», «Дело»[132]; выдавались свободно и сочинения Д.И. Писарева, также считавшиеся «запрещенными».

Центральная улица Уфы. Открытка начала XX в.

За нашим домом Лазаретная улица становилась глухой и скоро выходила в «степь» (поле), где было кладбище с церковью[133], копией казанского пирамидального памятника на взятие Казани[134]. За кладбищем пруд, где купали лошадей, тут же купались и мальчишки, вылавливавшие пиявок; подальше казармы пехотного батальона и лагерь, примыкавший к непроходимым кустам орешника и леса, спускавшегося до пристани на реке. С другой стороны «степь» заканчивалась зданием острога и рядом щепного рынка, а далее дорога спускалась также к реке Белой, огибавшей полукругом город. У пристани и начиналось судоходство по р[еке] Белой до Казани и Нижнего Новгорода. Пароходы были мелкосидящие, однопалубные, с крошечными каютками в трюме и небольшой рубкой-столовой. Пароходное общество «Самолет»