Большой архиерейский дом каменный двухэтажный с заросшим дубками садом на горе, под горой широкая, спокойная, светлая река Белая, а за ней голубая даль степей с их чудными закатами. <У домов скамейки, чтобы вечерком посидеть, полущить подсолнухи и обменяться бесцветными разговорами, слухами и обязательными сплетнями. Серая масса домов купалась летом в зелени дерев, а [нрзб.]>[124].

Зимой по городу лежали сугробы снега, его сгребали с тротуаров и улиц в целые горы, чтоб только можно было проехать и пройти, снег не вывозили, и весной текли целые потоки, и грязь, грязь непролазная. Весной и осенью нас отвозили в гимназию, и лишь бедные школьники приходских училищ акробатически пробирались по улицам, цепляясь за заборы, борясь с вязкой глиной и жидкой грязью. Немощеные улицы превращались в озера грязи, и на базарной площади даже ставили вехи, указывавшие, где можно было проехать. Тротуары лишь на трех главных улицах были покрыты плитами вразброд из местного известняка, на других были иногда доски, а чаще грунт естественный. Осенью Старая Уфа бывала отрезана от центра, проехать туда было чрезвычайно трудно, а пройти могли лишь смельчаки, и жила эта часть города своей жизнью, имела свой «нижний» базар, свою церковь, свое кладбище и свою пожарную деревянную каланчу, шатавшуюся при малейшем ветре; медицинская помощь при одном фельдшере больше отправлялась старухами, лечившими заговорами и травами. Среди садов и покосившихся домишек был пруд, где мальчишки купались, и тут же бабы полоскали белье. Плашкоутный мост[125] соединял заречную сторону, «забелую», где стояли три лесопилки. У моста постоянные плоты, с которых купались, и мальчишки ловили рыбу. Патриархальные были нравы: не заводили купален и купались все с плотов, мужчины ближе к мосту, поодаль женщины, дружелюбно перекликаясь между собой. Бани у всех были собственные; единственные общественные бани, довольно грязные, находились в овраге на Телеграфной улице, но ходить туда считалось предосудительным.

Панорама Уфы. Фото 1910-х гг.

За рекой Белой шла «урема», мелкий перелесок до реки Дёмы, а дальше лес и степи сливались в необозримую даль.

Перейдя из-за реки Белой на городскую сторону по мосту, попадали на «нижний» базар с мучными амбарами и мелкой торговлей. На самом берегу реки в конце семидесятых годов была построена изба, называвшаяся «спасательной станцией»; куплена была лодка, нанят отставной матрос, которого назвали «спасителем»; когда по Старой Уфе разнесся слух, что на Белой катается в лодке «спаситель», все старушонки собрались на реку. Тут же у моста стояли лубяные шалаши, где бабы продавали пироги с рыбой, калачи из серой муки и «кислые щи» (род кваса).

Налево по склону высокой Случевской горы и соседней Семинарской лепились птичьими гнездами домишки «архиерейской» слободки. Город, расположенный в нагорной части, издали казался очень красивым, утопавшим в садах с высящейся белой колокольней собора. Большой парк Ушаковский (по фамилии губернатора Ушакова, про которого говорили, что губернатор Ушаков из породы ишаков) был еще недавно насажен, и на его лужайках стояли стога сена, скошенного для губернаторских лошадей.

Против парка и было двухэтажное здание мужской гимназии, а недалеко находился губернаторский дом с крапивой и бурьяном у забора, рядом здание суда, дальше белокаменная татарская мечеть с высоким минаретом, и [потом] улица сразу шла под гору к реке. На базарной площади стоял деревянный сруб – «фонтал»[126], городской колодец, накачиваемый вручную; против – здание городской думы с садом, где бывали гулянья с козлом, ходящим по канату, а в «царские дни»