Марианна почувствовала, как где-то глубоко внутри всё сжалось. Она перевела взгляд на блокнот. Тот самый, кожаный, подаренный им вчера. На обложке – тонкая пыльца света от окна, словно он ждал своего часа.
– Блокнот при вас?
– Да, он у меня на столе, – ответила она почти шепотом.
– Превосходно. С ним вы и были бы лучшим кандидатом. Вы всё записывали, я помню. Простите за внезапность. Но… нам нужно спасение. Вы поможете?
Она уже поднималась с кресла, не отдавая себе в этом отчёта.
– Иду.
– Спасибо, Марианна, – голос Рафаэля прозвучал чуть теплее. – Знаю, вы справитесь.
Он отключился. А она ещё стояла, держа трубку у уха. Воздух словно загустел. Мир, казалось, стал глубже, медленнее, важнее.
Сердце вздрогнуло. Она машинально схватила блокнот, быстро оглядела себя: кремовая блуза, тонкий серый пиджак, лёгкий нюдовый макияж – всё выглядело достойно. Только внутри бушевала буря.
Коридор вёл её к переговорам – длинный, светлый, гулкий. Он казался хребтом здания, сквозь который шли только те, кто готов меняться. Воздух здесь был прохладным, будто от кондиционеров или от самой деловитости, которой пропитан каждый квадратный метр. Но внутри Марианны всё пылало.
Стены, покрытые светлой фактурной краской, слабо отражали её силуэт – как будто наблюдали, как взрослеет душа.
В руке – блокнот, кожаный, который уже стал чем-то большим, чем просто принадлежность к деловому этикету. Он хранил не записи – он хранил уверенность, её рождение, шаг за шагом. Она прижала его к груди.
У двери в переговорную Марианна остановилась. Ладонь замерла на металлической ручке, прохладной, почти ледяной. Вдох – глубокий, пахнущий утренним кофе, офисной пылью и свежей бумагой. И – вход.
Дверь отворилась плавно, почти бесшумно. И – другая вселенная.
Зал был наполнен приглушенным светом, отражающимся от стеклянных поверхностей стола и бокалов с водой. Аромат парфюма витал между креслами. Что-то тонкое, дорогое. Смешанное с мятной свежестью кондиционеров. Всё – слишком чисто. Почти стерильно.
Пятеро мужчин в строгих костюмах уже сидели за столом. У каждого – папки, планшеты, тонкие ручки с золотыми перьями. На висках серебро, на запястьях – металл. В глазах – оценка. Быстрая, холодная.
Шепот – сухой, как шелест засохших листьев. Шорох бумаг. Редкие глотки воды, хрусталь стекла. И ощущение: ты – на сцене, и прожектор сейчас греет только тебя.
И вот она увидела его.
Он стоял там, где падает свет. У стекла. Разумеется – именно там. Его силуэт растворялся в бликах, и лицо казалось маской из света. На нём – угольно-чёрный костюм с почти незаметной бордовой полосой. Шепот цвета, как если бы кто-то коснулся ткани вином. Сорочка – свежая, словно только вынутая из упаковки. Запонки с чёрным агатом едва уловимо поблёскивали при каждом движении запястья.
Он выглядел… невероятно. Не как человек, а как образ, созданный для внушения. Безупречный. Невозмутимый. Необходимый.
Он смотрел на неё. Без улыбки. Без жеста. Но в этом взгляде было всё: поддержка, контроль, и – выбор. Он не давал ей шанс. Он верил, что она уже выбрала.
Сбоку, в тени, стоял её отец. Плечи чуть напряжены, подбородок – выше обычного. Он пытался держаться с достоинством, но глаза выдавали. Там жила тревога. Сдержанная, но настоящая.
Он подошёл к ней, как раньше подходил после школьных концертов – сдержанно, но готовый обнять.
– Марианна, – сказал он чуть тише, чем требовала ситуация. – Рафаэль сказал, что у тебя есть записи стратегии. Ты готова представить их акционерам?
На секунду горло пересохло, воздух будто исчез. Марианна неуверенно перевела взгляд на блокнот – её личный артефакт силы. Потом – на Рафаэля. Он не шевелился. Только глаза. И в них была тишина. И спокойствие. И сила.