Так вот, Александр в своем духовном развитии как раз находился на той стадии, когда был почти готов принять существующий порядок вещей за единственно правильный. Впрочем, и это не вся правда. Его приятие было бы лишь чисто внешним, а внутренне он продолжал бы жить по своим законам, считать естественными чувствами доброту, любовь и уважение, а корысть, лесть и показуху – неестественными; продолжал бы по-прежнему влетать в конфликты, выставив no-забывчивости никому не нужное и идущее вразрез с общепринятым, собственное мнение.

Но он уже чувствовал, что все это постепенно угасает в нем, и некая умудренность души предполагает в будущем спокойный ход жизни, как ровный путь к… смерти, без особых эмоциональных всплесков. В общем, болтанка молодости, шараханье от одной истины к другой, закончились, а новая твердая позиция мужа едва ли выработалась. Точнее, может быть, она и выработалась, но только для себя, для своего внутреннего я; но поскольку до твоего внутреннего я никому нет дела, то она так и оставалась нераскрытой, затаенной, болезненной – ведь всякие порывы души хочется адресовать людям, находя в них отклик и понимание, а не адресовать – значит, жить вечно беременному, мучиться, страдать оттого, что не в силах разродиться.

Вот такой Александр был внутренне. А внешне ничем от других не отличался: рост средний, глаза карие, волосы темные – человек как человек. Даже работа заурядная – инженер.

Проживал он с матушкой в однокомнатной квартире, отец их давно оставил. Может, отчасти потому, что Александр не имел с детства твердой руки в воспитании (а мама, конечно же, могла научить его только своей женской философии), он и получился таким неприспособленным к жизни. Он не взял от мира того, что можно было взять, лишь чуть-чуть покривив душой и слегка забыв про совесть. Даже поступающие время от времени предложения продвинуться по службе он отвергал, во-первых, потому, что не чувствовал в себе тщеславного желания руководить, а во-вторых, потому, что эта нагрузка уже бы и вовсе лишила его возможности жить нормально, чувствовать, любить, чего его душе, затаившейся на длительный срок, конечно же, хотелось. Он считал, что в жизни должен быть баланс во всем, а не перекос в сторону официальных отношений.

Как-то после занятий решили пройтись. Вечер был теплый, прозрачно-чистый. Александр взял в одну руку ее сумку, в другой – нес свой портфель.

– Ну, как ты далеко… – сказала Елена, не найдя возможности взять его под руку.

– Что поделать?

– Дай мне твой портфель.

– Он не легче.

– Все равно. Я хочу быть близко.

Александр отдал ей портфель, переложил ее сумку в правую руку. Елена взяла его за локоть, произнесла:

– Хороший вечер сегодня.

– Да… Куда мы идем? – спросил Александр. – Если до остановки, то это слишком коротко.

– А давай пойдем в твою сторону… Там меня посадишь на автобус и тебе недалеко.

– Я могу проводить тебя до дома.

– Не надо. Во-первых, это займет много времени, а во-вторых, мой дом сразу же возле остановки, так что, я всегда хожу смело.

Они пошли по сумеречной улице в сторону дома Александра, на ходу беседуя о спортивных делах, о самочувствии и прочем.

Александр предложил Елене зайти к нему попить чаю – так хорошо после физической нагрузки.

– А кофе у тебя есть? – игриво спросила она.

– А как же! – ответил он в лад с нею.

– Ладно, – улыбнулась Елена. – Спасибо за предложение. Я обязательно попью, но только как-нибудь в другой раз, когда приготовлю к нему чего-нибудь.

– Чего?

– Ну, хотя бы домашнего печенья.

– Правда? Слушай, я так люблю домашнее печенье. Неужели ты его можешь готовить?