Разные люди на нашем курсе, он большой, шестьдесят человек. Учатся вместе с нами и несколько иностранцев – румыны и венгры.

О нашем курсе говорят: «самый талантливый».

У меня сохранилась старая тетрадь с набросками об одной такой талантливой моей соученицы – Вере Исаевой. Сохранилась частично и переписка с нею. Вот некоторые отрывки.

Лекция. Передают записку: «Валька! Мусорянин сегодня на Сортировке. Пойдёшь?» Оборачиваюсь, ищу глазами поверх склонённых над конспектами голов Верку, киваю: «Пойду. Смогу».

…Мокрый асфальт, тёмные лужи, уютные вечерние фонари. Наконец, нашли низкий деревянный клуб, входим в прохладное пустое фойе с грубо сколоченным потолком. Клуб летний: двери, полы, стулья скрипят и громко хлопают, как из пугача.

Сели. Расстегнули пальто, устроились и замерли: погас свет, полились волшебные звуки… В тёмном зале началось чудо – идёт фильм «Композитор Мусоргский». Верка смотрит этот фильм девятнадцатый раз. Мусоргский покорил её сразу, она смотрела его ежедневно. Сначала фильм шёл в центре, потом пришлось ездить по районным Дворцам Культуры, теперь он идёт на окраинах.

Она влюблена в Борисова, исполнителя главной роли. Она следит за всей текущей периодикой, читает газеты и журналы. О фильме и о самом Борисове она прочла всё, что было опубликовано в те дни. Книгу Борисова «Из творческого опыта» она купила даже в другом городе.

Когда в доме появится радиоприёмник, она начнёт охотиться за программами радиопередач. Покупает газеты с ними всегда в одном киоске возле Главпочтамта. Раскупали их быстро, и она, если это совпадало с занятиями в университете, уходила с лекций.

Тщательно, красным карандашом, она отчёркивала и «Картинки с выставки», и «Хованщину», и «Блоху», но особенно счастлива была, когда встречала «Бориса Годунова», оперу эту она знала наизусть и могла спеть её от начала до конца.

Всё-всё только о Мусоргском!

Всё, что не Мусоргский, безжалостно отвергнуто. Других имён она слышать не хочет. Зазвучи при ней прекрасная симфония другого автора – она становится для неё просто глухой.

Но вот перед ней письма самого Модеста Мусоргского. Она читает их по вечерам за столом, освещённым настольной лампой. А он, её кумир, называет разные имена. Модест обмолвился об «Осенней песне» Чайковского. Верка мчится в магазин грампластинок и слушает чарующие звуки «Баркароллы» и «Осенней песни»…

Так же бурно, как отвергались, теперь возносятся они один за другим. Зазвучали для неё и божественный Бетховен, и изящный Берлиоз, и Масснэ, и Лист, и Григ… и Глинка, и вся «могучая кучка».

Мусоргский распахнул перед нею Мир большой Музыки.

В летние каникулы она поедет в Москву – там, в Третьяковской галерее, репинский портрет Мусоргского, и сразу после Москвы – в Ленинград: поклониться священному для неё клочку земли, могиле Мусоргского.

Мусоргский! Везде Мусоргский!

У неё нет ни товарищей, ни подруг. Она не бывает ни на студенческих вечерах, ни на танцах. Она смеётся над жалкой, мелкой любовью однокурсниц. Только Мусоргский!

В душе её горит словно могучий огонь, он гудит упруго и грозно, он требует пищи каждый день, каждую минуту! И она достаёт её: книги, заметки, пластинку, новое фото, незнакомую строчку, письмо…

Сегодня она в филармонии – «Картинки с выставки», завтра – в оперном театре – «Борис Годунов». Послезавтра в назначенное время сидит у радиоприёмника и ловит звуки оркестра… Она изобретательна до изумления!

Балакирева в фильме играл Балашов. Она читала и смотрела всё о Балакиреве и Балашове.

Она прочла все мемуары, все воспоминания, всю переписку Мусоргского и о Мусоргском, а его письма к Стасову знала почти наизусть.