Фото Жана Марэ с огромными печальными глазами. С болью, со скрытой мукой смотрит он прямо на неё, и спазм восторга сжимает горло.

Тема смерти…

«Кармен» мы смотрели четырнадцать раз.

Поразительная, редкая способность концентрации в самоотдаче… И такая же поразительная способность закрываться наглухо для прошлого…

Перешагивать через него.

Каждое новое увлечение отменяет прежнее.

Будут потом и Уолт Уитмен, и Микеланджело, и «Идиот» Достоевского, и Пастернак, и Блок…

Ни Уитмена, Пастернака, ни Блока я что-то не припомню на лекциях. Тогда на авансцене «лакировочники»: В.Н. Ажаев «Далеко от Москвы», В.К. Кетлинская «Мужество», С.П. Бабаевский «Кавалер Золотой звезды».

Настоящие сокровища мы открывали не столько в официальной атмосфере университета, сколько в личном общении. Так прочитаны, наряду с классикой, А. Твардовского «Тёркин на том свете» (общая тетрадь от руки), поэмы и стихи Э. Коржавина и многое ещё.

Подлинное рыцарство Духа воплотилось в конкретного, реального, живого учителя литературы. Читай: жизни!

Наконец-то!

Однажды произошло событие, для описания которого есть уже готовое выражение: «Гром среди ясного неба».

В некий утренний день уже, видимо, на 5-м курсе перед студенческой раздевалкой в толпе студентов ко мне подошла Анна Владимировна и предложила писать у неё дипломную работу по Маяковскому. Тут самое время помолчать!

Консультации проводились на дому у преподавателей. Этот дом стоит на прежнем месте: улица 8 Марта, №3. Не дом это вовсе, а живое, одушевлённое существо, к которому я много раз приходила позднее, чтобы зачерпнуть из прошлого глоток чистого кислорода. А тогда я попадала под «ток высокого напряжения» в самом начале улицы, ведущей от площади 1905 года к их двухэтажному особняку. Они жили на первом этаже. Слава Богу, рядом часто была Верка Исаева, она тоже писала о Маяковском.

Верке повезло больше: она и спецкурс прослушала, и с удовольствием работала над отдельными его стихами. Писала она о юморе Маяковского. Её талантливая дипломная работа до сих пор стоит на моей полке.

Верке я всегда буду благодарна: она стала тем громоотводом, который принимал на себя мощь энергетических разрядов от Анны Владимировны, которые могли меня тогда просто испепелить.

Мы вместе идём на консультацию… Приближаемся к дому… У меня от волнения подкашиваются ноги, сердце – в горле. Вот и дверь в небольшой коридор, в углу ларь. Входим во внутренний коридор, слева первая дверь в их квартиру, стучим. Я уже на грани обморока. Нам открывают. Мы входим.

Кто лучше Пастернака может передать это состояние? «Я вздрагивал, я загорался и гас… Я трясся – я сделал сейчас предложение…»

…Надо Верке отдать должное по части изобретательности. Прихожу как-то в их узенькую, как траншея, комнату на троих. Перед окном часто маневрирует какой-нибудь товарный состав. Напротив, через площадь, – вокзал. Теперь там здание гостиницы «Свердловск». На месте Веркиного дома – ресторан. А пока…

Верка заняла место у окна. Там стол, слева тумбочка и полка с книгами! Тут же радиоприёмник.

Чистота в доме стерильная. Нигде ни пылинки.

В этот раз вижу на тумбочке большую стеклянную банку, в ней ворох голых веток. Ещё зима. И Верка решила ускорить приход весны. Какое там дерево? Может быть, берёза? Или верба? Не важно… Уже намечаются почки. А когда почки лопнут и всё зазеленеет, можно будет отнести их к Анне Владимировне или просто следить каждое утро за процессом не просто распускающихся листочков, а по аналогии – за раскрытием и ростом внутреннего чувства. К Анне Владимировне.

Вера в отношениях с Анной Владимировной лидирует. Я признаю её превосходство, я ей благодарна. Ревности у меня нет. Мне больше подходят вторые роли. Тут можно затаиться, уйти вглубь.