Мне всего одиннадцать лет…

Я в тесном общении с самыми светлыми умами, с самыми чистыми сердцами.

Моё воображение и реальная жизнь легко и естественно переходят друг в друга. Вот ожила ещё картинка. Где жизнь, где грёзы.

Я сижу на маленькой скамеечке на кухне. На неё по особым дням ставят самовар и выводят трубу в дымоход. Но в обычные дни самовар стоит где-то наверху, и я люблю сидеть на этой скамеечке (она и сейчас жива).

Много разного люда во время войны перебывало в доме моей тёти Доры. Сейчас, например, напротив меня сидит военный лётчик в шлеме, на щеках у него играют ямочки, он улыбается и о чём-то оживлённо рассказывает. О чём? Не важно… Я смотрю на него молча, а в воображении за моей спиной, там, где белая дощатая перегородка отделяет кухню от комнаты, разворачиваются, как в кино, одна за другой картины. Я в пустынном и роскошном парке, подхожу к фонтану, сверкающие струи с шумом падают в воду, вижу на дне фонтана чистый песочек, вон мелькнула рыбка… и со мной прекрасный принц, вот этот молоденький лётчик. Это из «Аленького цветочка».

Недавно, перебирая старые альбомы, я наткнулась и на его фотографию. Но ни имени его, ни фамилии я не знаю. По крайней мере, его я не выдумала. А мои фантазии тут же ожили.

…В школе мне тоже интересно. Учусь легко. Отличница.

Юрка Софронов сидит со мной за первой партой у преподавательского стола в среднем ряду, а Лёнька Воробьёв, рыжий и весь в веснушках, умная бестия, – прямо за моей спиной. Учимся во вторую смену.

После уроков Юрка караулит меня, спрятавшись в темноте за сосной, потом отделяется от дерева, медленно подходит, чтобы бить меня. Мои протесты вроде: «Как тебе не стыдно, у тебя красная звезда на шапке», – только подливают масла в огонь. И я убегаю обратно в школу, чтобы дождаться кого-нибудь из взрослых.

Но не всегда это удаётся. И преследование продолжается. Бьёт Юрка жестоко. Домой прихожу с рёвом.

И вот объяснение с учительницей. Юрка, Лёнька, я и Циля Савельевна, классный руководитель. Выясняется: Юрка и Лёнька ревнуют друг друга ко мне, а попадает за это мне. Часто-часто я оказывалась под скрещивающимися мечами ревности. Одно время я даже называла себя «жертвой ревности».

Помню случай с Витькой Стенькиным. Он не учился в нашем классе, но объявил, что «дружит с Валей Семёновой». Тогда я отправилась к нему домой, вызвала его на улицу (у них во дворе была злая собака на цепи) и устроила ему выволочку: «Тебе не стыдно врать?» – нападала я на покрасневшего до корней волос мальчугана.

Вот когда моя прабабушка была бы довольна!

А может быть, невидимая, она была тогда рядом?

Нет, не интересовали меня мальчишки: ведь они не рыцари и не принцы…

А где-то идёт война, льётся кровь.

В 5-м классе учителя-предметники в основном эвакуированы из Москвы, Ленинграда, Киева. Мальчишек больше с нами нет: школы разделили на мужские и женские.

Мне нравится учиться.

География. На этих уроках обязательны карты. И нет такой точки на земном шаре, такой горы, озера, речки, города, страны, которых я не знала бы назубок. У географии своя аура. Я люблю путешествовать.

Немецкий язык нам преподаёт немолодая седая женщина из эвакуированных. Кажется, из Ленинграда. Она сдержанна, спокойна, всегда сидит. Но есть в ней та внутренняя сила, которая отличает интеллигентного человека. Меня она не спрашивает, как всех в классе. Я у неё за ассистента. Для нового параграфа она даёт пять-шесть новых слов, и я, это уже стало привычным, читаю на немецком и сразу перевожу новый текст на русский. Я по-немецки читала свободно. Писала как обычным, так и графическим шрифтом. Я знала много стихов и Гейне, и Гёте…