Едва ступаю за пределы города, болотные огоньки поднимаются из травы, окружают нас. Жор поднимается, что-то бормочет. Так с огоньками и не умолкающим Жором я иду до самой деревни ведьм, захожу в свой подновлённый дом.

Болотные огоньки повисают между пучками трав. А я забираюсь на печку, утыкаюсь лицом в пропахшую снадобьями подушку.

– Просыпайся, пора просыпаться.

– Ты серьёзно думаешь, это сон?! – взвизгивает Жор.

– Не мешай мне об этом мечтать! – огрызаюсь я и опять утыкаюсь в подушку. – Просыпайся, давай, просыпайся.

Требование немедленно проснуться ничуть не мешает уснуть.

***

Дворец проконсула восьмой провинции Агерума столь же симметричен и бел, как его столица. И в точности повторяет дворцы ещё семи проконсулов очередного озарённого Светом мира.

Большие, с ровными колоннами, идеально ровными вертикальными и горизонтальными линиями строгого убранства залы освещены кипенно-белыми огнями.

Вернувшийся домой Октавиан проходит половину центрального холла и останавливается. Запрокидывает голову, но не смотрит на гладкий белый потолок: его глаза прикрыты.

Мгновение спустя тишину дворца нарушает тихий напев. Площадная мелодия, даже такая слабая, жутко неуместна в этом царстве симметрии и здравого смысла, но это не мешает Октавиану её напевать.

Напевать всё громче и громче, и вот он протягивает руки, будто касаясь невидимой женской фигуры, делает первый оборот, а за ним ещё и ещё, под шелест одежды двигаясь в танце, и широкие рукава раздуваются, плащ скользит по белоснежным плитам пола.

Душераздирающий вопль заглушает мелодию. Октавиан застывает.

Оборачивается к источнику звука.

На лестничной площадке сидит круглый толстенький суслик и с ужасом смотрит на него:

– Хозяин, ты что творишь? А-а-а! – серый суслик впивается в шерсть на голове. – Жениться на ведьме? А-а?! Она что, жить здесь будет? Прямо в нашем доме жить будет?

– Разумеется. Жена должна проживать с мужем, – Октавиан наконец опускает руки и прячет кисти в длинные рукава. – Бука, отправляйся в деревню ведьм и охраняй её.

– Я?! – отчаянно вопит суслик. – Почему я? Я что, крайний?

– Ты мой фамильяр.

– Как будто это всё объясняет! – всплескивает лапами Бука.

– Разве нет? – Октавиан склоняет голову набок.

– Ну что за хозяин мне достался? – ворчит Бука, соскакивая со ступеньки на ступеньку. – Лучше бы откупились. Ведьма в доме – к несчастью.

– Нет такого закона, – напоминает Октавиан. – На совете в Метрополии я пробуду до утра. Если Марьяну кто-то попытается обидеть – сразу зови. Это приказ.

– Приказ-шмиказ, – бубнит Бука и вдруг с надеждой заглядывает в лицо Октавиана, молитвенно складывает лапки. – Может, мы жене отдельный домик построим? Красивый, с садом, огородом…

– Как только я перейду в Метрополию, наложенные мной защитные чары ослабнут, поторопись к Марьяне.

– Хозяин, вы серьёзно? – Глаза Буки наполняются слезами.

– Я не умею шутить.

– А… да… точно, – он сваливается с последней ступени на пол. – Но, может, научились шутить? Ну а вдруг?

– Поторопись.

Невнятно бормоча, Бука мелкими шажочками пересекает холл и, став бесплотным, проходит сквозь дверь.

Октавиан поднимается по лестнице до самого верхнего этажа – квадратной комнаты, посередине которой вертикально стоит белое кольцо с магическими знаками по ободу. По мановению руки Октавиана весь пронизывающий башню механизм приходит в движение, и знаки наполняются светом, открывая портал к белым небоскрёбам Метрополии…

***

– Тук-тук… Тук-тук… Тук-тук…

Кого это ко мне занесло? Да ещё стучат так деликатно – явно не посланец мэра. Приподнявшись, отодвигаю измявшуюся за ночь шляпу в сторону.