Если б знал, что так получится,

Я б не дал тебе уйти.

Где же ты, моя попутчица?

Разошлись наши пути…

Хронология счастливых встреч – это, конечно, штука забавная, но мне интересно другое: это что же такое должно случиться в дороге, чтобы люди вдруг поняли – да, это судьба – и побежали жениться? Романтичную историю, которую мне вдохновенно рассказала наша Виктория, я слушала спокойно. И мысленно нарисовала схемку. Скорый поезд Белград-Москва выходит из пункта Б в пункт М. На дворе две тысячи первый год, двадцать пятое августа, число в данном случае важно, жара невозможная. Допустим, села женщина в Белграде, едет. А в это время в другом городе, чуть дальше по ветке следования, на этот же самый поезд спешит мужчина. Хорошо…

По раскаленному бульвару мужчина тащит неудобный чемодан. Такси не взял. У Слободана лишних денег не было. Завод, где он работал главным инженером, после войны и распада Югославии стандартным путем обанкротился точно так же, как у нас в России банкротились государственные предприятия. Пришлось идти на пенсию и самому тащить свой чемодан три квартала от дома до станции. Слободан отправлялся в Москву, он вытирал потное лицо сатиновым платочком и был очень рад, что едет в нашу холодную страну, он знал, что август в Москве – это уже осень. Он очень надеялся на эту осень, его посещало наивное детское чувство, что этой осенью ему непременно повезет.

Дело в том, что в чемодане среди дорожных вещей, среди отглаженных югославских рубашек, рядом с пиджаком от элегантного когда-то, но уже вышедшего из моды костюма, рядом с модельными ботинками из кожи антилопы и прочим мужским барахлишком, у Слободана лежали чертежи. Он вез в Россию свое изобретение. Какое? Подождите, он расскажет об этом чуть позже, в дороге, а пока еще поезд не доехал до его станции, пока еще Слободан только прошел свой бульвар, ему еще нужно перейти дорогу к вокзалу.

Духота отпускает только к вечеру, только после заката солнца, но дети не могут дождаться прохлады, и уже после полдника выходят на площадку играть в футбол. Какой-то малый промахнулся, мячик вылетает и несется прямо на шоссе. Стремительно несется под колеса глупый мячик. Под тенью платанов проходят серьезные взрослые люди, они не собираются спасать этот мяч, они его вообще не видят, летящий мяч заметил только Слободан. Он сделал шаг навстречу и отправил мальчишкам легкий небрежный пас «щечкой», не выпуская из рук своего чемодана.

Да, он еще не наигрался. Ему за шестьдесят, но он еще мальчишка. Его детство никогда не закончится, потому что детство у него украли. В сорок втором, когда Слободану было всего восемь лет, венгерские фашисты угнали его в рабство, к себе на стройку. «Я был совсем ребенком, а мне давали таскать большие ведра с известкой и песком, поэтому я вырос таким сильным, а мог бы умереть там… Но не умер, не такая у меня судьба…». Об этом он тоже расскажет чуть позже, когда познакомится с нашей Викторией, поезд уже приближается.

Виктория – в тот год она была блондинкой – уже расположилась в своем купе. В розовой маечке, которая очень ее освежает, в легких джинсах, которые ее стройнят, она посматривает в окошко и немного грустит. Закончились белградские холмы, пошла равнинка. На зеленом просторе под ярким небом проплывают черепичные крыши. Старые церквухи торчат не нашенскими, острыми макушками еще со времен Австро-Венгрии, и розы, повсюду пышные красные розы длинными плетями свисают по заборчикам. Красота. Еще и аист приземлился на макушку какой-то развалюхи, спокойно свил гнездо практически под высоковольтными проводами железнодорожной линии. И ничего, никто его не съел, не подстрелил, народ кругом доброжелательный. «Да если бы не факультет, если бы не студенты, то я бы век отсюда не уезжала», – вздыхает наша Виктория. Ей очень нравится Югославия, так она по привычке называет эту страну, несмотря на все перемены. Она считает это маленькое государство своей второй родиной, и у нее есть основания, отец нашей Виктории был сербом, а мы не знали, мы не понимали, в кого это она такая высокая и общительная.