Я пропала! Пойдут слухи, и меня смешают со всем, с чем только можно…

— Так тебе и надо, дура, — шепчу себе пересохшими губами.

«Ты должна рассказать своему парню, что беременна от него. Это не та ситуация, где женщина может решать за мужчину: принимать ему ребенка или нет», — звучат в голове слова брата, и я окончательно жалею, что послушала его. Если бы ни его наставления, то я сходила бы сама к врачу, удостоверилась в наличии или отсутствии беременности и лишь после решала, как поступать дальше. Куда мне вообще рожать в неполные девятнадцать? Сама же ещё ребенок… Ни образования, ни работы, да и родители прикончат «от радости»…

Пытаюсь медленно дышать, чтобы успокоиться, но ничего не выходит. Безобидные слёзы переходят в истеричные содрогания. Мне не хватает воздуха, грудь горит, голова идёт кругом, мысли стягивает пеленой тумана.

Я присаживаюсь на ближайшую скамейку в сквере и запрокидываю голову на деревянную спинку. Затылок отдаётся болью, но сейчас я не уверена, что смогу без приключений добраться до остановки, где меня должен встретить брат. Даже к врачу намерен за ручку привести и увести… Закрываю глаза, и, как назло, воспоминания вспыхивают в голове.

До сих пор не могу поверить!

Две полоски! Все-таки снова эти две полоски… Одна из них нечёткая, и все же их было две! Пять одинаковых результата тестов на беременность врать не могут! Или могут?.. Из горла вновь рвётся истеричный смех, а глаза застилают слёзы. Меня сковывает дрожью, и я, обессиленная, скатываюсь с сидения на пол. Мелкие содрогания перетекают в истерику; из ослабевших подрагивающих пальцев тест выскальзывает и падает на пол.

Как это произошло? Почему с ним? Нет, конечно, понятно, как получаются дети, однако никто из нас не планировал такой исход. Что делать? Аборт?

Перед глазами всплывают кадры видео абортов, которые нам показывали на семинарах от гинекологов, и к горлу подкатывает приступ тошноты. Перистальтика вынуждает меня вскочить на ноги и броситься к ванной. Ужин покидает желудок, а я только рада, что всё закончилось быстро. Споласкиваю рот водой, чувствуя к себе разрастающееся отвращение, и поднимаю глаза к зеркалу. Русые короткие волосы склеились от воды в «сосульки» или прилипли к вискам и щекам. Под глазами пролегли синяки, лицо осунулось. «Расписная красавица»…

Вяло бреду обратно в комнату, но взгляд цепляется за высокую ссутулившуюся фигуру брата, рассматривающего что-то в руках. Я несколько раз моргаю, решив, что всё это лишь привиделось. Витька уже год как женат и живёт отдельно, а тут… как настоящий. Он оборачивается, и его потухший взгляд замирает на мне. По спине пробегает волна холода, когда я замечаю в его руках мой тест. Положительный тест!

— Что это, Уль? — спрашивает Витя безэмоционально.

Губы начинают дрожать, очередная волна эмоций пробивает защиту: слёзы скатываются по щекам сплошным потоком, вместо слов рвутся бессвязные звуки. Вглядываюсь в размытый силуэт брата и мотаю головой в стороны.

— Не рас... рас… сказ… зывай… — выдаю я надрывно, начиная заикаться от обрушившегося шквала эмоций. — Маме с пап… папой не рассказывай…

Ноги не держат, и я оседаю на пол. В ушах стоит гул, но я отчётливо слышу шаркающие шаги брата. Его руки стискивают меня в объятиях, ткань рубашки быстро намокает, а я цепляюсь за неё как за единственно возможное спасение. Но чем Витя может помочь? Мою глупость ничего не исправит.

— Улька, ну ты чего? — ласково шепчет он, поглаживая меня по спине.

Это действует как успокоительное. Витька всегда умел утешить меня лучше, чем мама. Мы всегда были близки, несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте. Он был моей опорой, моей стеной, пока не съехал от нас, и пришлось учиться жить самостоятельнее.