В 18:00 встречаемся на вахте на первом этаже, у входной двери, берем у сторожа тяжелую связку ключей и начинаем обход. Аудитории №№100, 101, 102, 103, 104, 105 – маленькие, в каждой мест тридцать, не больше. Здесь всегда много мусора, смятые страницы тетрадей, пустые сигаретные пачки, яблочные огрызки, но это не наша забота.

Утром приходит уборщица.

Закрываем, закрываем, закрываем. Вся процедура, если не заходить в аудитории, а только заглядывать, занимает пятьдесят шагов.

Я подсчитывал от скуки.

У меня хорошая память и с арифметикой никогда не было проблем.

По лестнице на второй этаж. Здесь уже не все так просто. Очень скоро мы знали, как Саныч выразился, все университетские «эрогенные зоны», те кабинеты, которые не освобождаются, как все остальные, до шести вечера и, соответственно, доставляют нам определенное профессиональное беспокойство.

Все номера занесены в блокнот:

Аудитория №205. Допоздна заседают кришнаиты, поначалу не вызывающие никаких подозрений бритоголовые люди в ярких одеждах с немного безумными глазами. Эти громко пели и веселились, но ровно до оплаченного времени, всегда незаметно исчезали в половине десятого, а если и задерживались, увлеченные похожими на залихватские куплеты молитвами, достаточно было заглянуть и многозначительно посмотреть на часы.

– Не такие уж они безобидные, – задумчиво сказал Слон, когда мы ему рассказали о 205-ой.

Слон у нас считается специалистом по религиям. Религиоведом, так сказать. На первом курсе, как рассказывают, он чуть ли не месяц кормился в общине кришнаитов. Времена были голодные, а у этих солнечных детей Кришны всегда на столе был рис с изюмом или какими-нибудь индийскими специями. Главное, было завернуться в цветастое китайское банное полотенце, которое в те дикие времена вполне сходило за сари, и непременно разуться на входе.

Правда, прежде чем лопать, выхватывая прямо руками самые аппетитные куски, нужно было выслушать «харе кришна, харе кришна, кришна кришна, харе каре, харе рама, харе рама, рама рама, харе харе» ровно сто раз.

Так, по крайней мере, гласит легенда.

На этом обленившийся от халявного риса Слон и спалился. Обычно он считал, сколько раз произнесли мантру его гостеприимные кормильцы, аккуратно загибая пальцы за спиной, а тут вдруг сбился со счета. И бросился к мискам, когда священное стихотворение прозвучало лишь в 89-й раз. Оправдываясь, Слон сослался на Каббалу, неуклюже опрокинул блюдо с, если честно сказать, опостылевшим уже рисом и, чтобы окончательно загладить вину, сложил руки перед грудью и смиренно произнес «Аминь!».

В ходе короткого, но агрессивного расследования выяснилось: мало того, что никто, оказывается, не приглашал на ритуальные пляски наглого очкарика, он – вовсе не кришнаит, а очень даже наоборот, не знает простейших мантр, да еще и попахивает алкоголем. В общем, обалдевшие кришнаиты натуральным образом обшмонали Слона, вытащив из потайного кармана фляжку с коньяком (который тут же торжественно и вылили в огонь) и пообещали, если увидят еще раз, непременно накостылять, несмотря на весь пропагандируемый пацифизм.

Этот жизненный опыт давал Слону полное право философствовать таким образом: «Ложь и правда, как и добро со злом – вещи относительные. Один человек дал обет говорить только правду. Однажды мимо него пробегал другой человек, за которым гнались разбойники. Он попросил: „Пожалуйста, не выдавай меня, не говори, в какую сторону я побежал, иначе меня убьют“. Когда приблизились разбойники, человек решил не нарушить свой обет и сказал правду. В результате беглеца догнали и убили, правдолюбец же попал в ад. В таких случаях обман ради блага оправдан.»