И на старуху, как говорится… Идут они как-то по уснувшему городу из гостей. Он, жена Танюха и Игорек на руках дремлет. И, как в модном в то время кино «Его зовут Арлекино»: подворотня, толпа подростков с цепями и кольями. Человек двадцать. Лбы и прочая пьяная шваль. Тут и спецназовские навыки не помогут. Против лома куда уж тут. И не убежишь с женой и сыном. Тишина висит гнетушая. Всё. Аллес. Толпа устрашающе надвигается. Гоша, прикрыв жену с сыном, отступает под свет ночного фонаря. Еще мгновение, и эта свора… «Стоя-а-а-а-а-ать! – писклявый звонкий голос из темноты. – Стоять, пацаны! Это же Гоша. Он нас в техане ОБЖ учил. Это классный мужик, отвечаю». В круг света выскочил взлохмаченный патлатый шпендель. Раздвинул гремящую цепями толпу: «Проходите, Георгий Петрович». И пошел Гоша сквозь строй, держа за руку жену с сыном.

Тишина была такой пронзительной, что Гоша слышал, как у кого-то стучат ходики в открытой форточке. Так и ушли они под стук этих ходиков и Танюхиных каблучков. И уже дома, в тишине постели, Танюха спросила: «А кто этот пацаненок?» «Понятия не имею». А пацаненок, как оказалось, понятие имел. Кто такой Гоша. Он же Георгий Петрович. Он же преподаватель ОБЖ в местном техникуме. Он же «классный мужик, отвечаю!» И он действительно был классным мужиком!

Выпивали как-то на работе. Бухгалтерия. Отдел кадров. Плановый. Типа корпоратив. Проставлялся Гошин начальник: получил он квартиру в новом доме. Трехкомнатную, девки-и-и-и! На шестом этаже, прики-и-и-инь! Событие по тем временам запредельное. Ну, засиделись. Женщины разбежались еще засветло, а они с Гошей… Потом еще по одной. Потом зашли в какую-то забегаловку. Потом еще в «домовую лавку»… И, цепляясь за попутные полисадники, тащил Гоша своего шефа на себе, как та самая санитарка звать Тамарка комбата с поля боя под Курской дугой. Через весь почти город. К тому самому новому дому. Помнил Гоша из адресных реквизитов шефа только одну графу – шестой этаж. И всё. Ни номера подъезда, ни номера квартиры. Ничего не сказал шеф перед тем, как отправиться в сладостное свое зазеркалье. А как увидел Гоша весь этот дом, то хмель слетел с него в одну секунду. Этажей в том доме было девять. А подъездов… А подъездов… Ща посчитаем. Так. Раз-два-три… При счете «одиннадцать» Гоше стало дурно. Из его головы не то что хмель – разум улетучился окончательно и бесповоротно. Точно он определил только одно обстоятельство: час ночи. И всё. Вперед, Гоша!

Взвалил Гоша своего храпящего командира себе на горб и… А дом-то новый. Лифт еще не подключили. Мама дорогая! Чего задумался, Гоша? Вперед! И начал Гоша считать этажи. Благо, что не девятый озвучил шеф, когда еще был при памяти и сознании, а всего лишь шестой. Подумаешь, мелочь какая! Всего-то шестой! Фи. Не двенадцатый, и то слава богу. В первой квартире в первом подъезде на шестом этаже Гоше в полвторого ночи никто благоразумно не открыл. Во второй квартире Гоше открыли, но опознать лежащего на полу подъезда якобы их соседа не смогли. Вроде, видел я где-то этого мужика. Может, по телевизору? Через пару-тройку квартир Гоша, уже будучи практически трезвым, сообразил, что его шефа в этом доме могут не опознать никогда вообще. Потому что дом только заселился, и соседи просто физически еще не успели познакомиться. Так что процесс опознания может затянуться на пару недель как минимум.

Где-то в четвертом по счету подъезде, стуча и извиняясь на каждом шагу, Гошу пронзила убийственная мысль. А ведь жена Гошиного шефа не кто иная, как бывшая зампредисполкома. Женщина, известная во всем городе таким крутым нравом, что мало не покажется, если даже Гоша найдет спасительную квартиру и передаст ее благоверного ей из рук в руки в самом прямом смысле. Мало Гоше не покажется. Но бросать товарища – не в Гошиных правилах. За речкой еще и не такому научили. Долго ли, коротко ли, но вышел-таки в шестом часу утра Гоша на человека, опознавшего в шефе соседа. «Да он вроде с соседнего подъезда, – кивнул, подтягивая синие трусы усатый мужик. – Баба на него позавчера орала. Что-то он половик не так вытряхнул, что ли. Здоровая такая бабища. С балкона орала на весь двор так, что хоть уши затыкай. Двойняшки мои в люльке проснулись. Судя по балкону, дверь – как у нас. Найдешь, короче». Помолчал мужик. Посмотрел. И давно ты его так таскаешь? Ничего не ответил Гоша. Обнял молча своего спасителя. Слеза скатилась по небритой щеке, сказал бы поэт. Поволок свою ношу дальше. Как Сизиф.