Практически одновременно, в этот же одиннадцатый лунный месяц, младшему сводному брату по отцу молодого господина Рёси, принцу Иё, было предъявлено обвинение в непрощаемом преступлении брата против брата – заговоре с целью свержения императора Хэйдзэя.

Учитывая, что на момент выдвижения обвинений принцу было всего пятнадцать лет, то соучастницей назначили его мать, представительницу клана Фудзивара, и практически без суда и следствия приговорили к совершению самоубийства матери и сына в храме Кава-дэра (Гуфуку-дзи) около Нары.

На мой взгляд непрофессионального историка, конфликт интересов возник между представителями домов Фудзивара, как это чаще всего бывает, из-за позиции наследного принца. Во внутренних покоях тогда ещё наследного принца Атэ оказалась не только внучка убиенного якобы по приказу предыдущего наследного принца Савары, строителя столицы Нагаока-кё, но и его дочь. Причем дочь Фудзивары Танэцуги, Фудзивара Кусуко заняла и в сердце, и в покоях нового императора более высокое положение, чем ее же дочь, оставшаяся простой наложницей. Аристократический круг хоть и поморщился – вот, опять эти Фудзивара сдают в пользование императорам не только дочерей, но и своих жен в чаянии получить внеочередное продвижение по службе, но шока это вызвать не могло: напомню, история молодого господина Ансеи начиналась очень похоже.

Для старшего стражника Правой дворцовой охраны Коноэфу Рё-дзо это стало вторым событием за его жизнь и первым уже в сознательном возрасте, когда брат шел на брата или когда брат устранял брата с дороги под предлогом организованного заговора. Наверно, наивно было бы думать, что он никогда не общался с принцем Иё или с наследным принцем Атэ, теперь императором, скорее наоборот – общался и, возможно, даже один для другого служил примером для подражания: от младшего Иё к среднему Рёси и старшему Атэ. Дворцовая жизнь только со стороны представляется бесконечной чередой увеселений и праздности, на самом деле это постоянно идущая схватка бульдогов под ковром за доступ к неограниченной власти или ресурсам влияния на власть.

Лично у меня нет никаких сомнений, что все события, которые происходили вокруг, накладывали отпечаток на формирование характера и находили отражение на страницах дневников Рё-дзо. Сочинял ли он стихи в это время? Даже вне всякого сомнения, что умел сочинять и сочинял. Вопросы могут быть сформулирован так: на каком языке начал сочинять стихи Рё-дзо и в каком возрасте? Кто был его поэтическим наставником в этом наиважнейшем умении межличностной и межранговой коммуникации эпохи Хэйан, чьи стихи оказали на него уже как на поэта наибольшее влияние? Что ему нравилось читать в свободное от несения службы время? Надеюсь, мы узнаем ответы на эти и другие вопросы от самого Рё-дзо, когда прочитаем его стихи. Ведь о чем бы поэт ни писал – о природе, о погоде, о временах и нравах – всегда он пишет о себе, о своих мыслях и чувствах в этот момент; конечно, можно их завуалировать и не выставлять напоказ впрямую, а для этого существуют во все времена любознательные читатели. Благословен тот автор, который найдет своего любознательного читателя и в своем веке, и через тысячелетие.

Также через тысячелетие мне захотелось, наконец, увидеть портрет автора. Хотя все мы знаем примерно, как это может выглядеть на средневековых японских гравюрах, однако можно разглядеть некоторые отличительные особенности лица, фигуры или одеяния придворного поэта, участника собрания сочинений стихов по приказу императора, да ещё и включенного в авторский коллектив трех императорских антологий канси. Другими словами, у меня не было ни малейших сомнений, что хоть какое-то изображение обязательно найдется. Я не ошибся. Изображение действительно сразу загрузилось с японоязычного сайта на поисковый запрос.