Женька жила в одном доме с Сергушкиным, в соседнем подъезде. Она увлекалась бальными танцами и каратэ, любила цветы, рэп и, как ни странно, мечтала о принце. Ни Сергушкина, ни Степашкина, сколько бы они ни прилагали усилий, в качестве кандидатов на роль принца, она даже не рассматривала. Это были друзья с самого детства, от которых нет и не может быть секретов. А что же это за принц, если он всё будет о ней знать, если она не будет для него тайной, загадкой. Это будет чепуха, а не принц. Когда Женька сказала об этом ребятам, они сначала очень обиделись на чепуху, но потом согласились, что так, наверное, будет правильно. Они дружат в самого детского сада, и все эти сопли-шмопли, любовь-морковь только помешают их настоящей дружбе. Женькины родители были не в восторге от такой дружбы. Одно дело наблюдать, как их замечательный ребёнок, который легко и непринуждённо только что кружился в ритме вальса на танцевальном конкурсе, становится в стойку и выполняет команду «отагай ни рэй» прежде чем приступить к «кумитэ». И другое дело видеть, как Женька в компании мальчишек носится по крышам сараев, а потом выслушивать жалобы возмущённых соседей. Правда, училась Женька хорошо, а все претензии, который касались её поведения, она отвергала решительно, как вмешательство в личное пространство и нарушение «индивидуального гражданского суверенитета». Она сама придумала это определение, и родители были вынуждены согласиться на мирное сосуществование «лиц с разными мировоззренческими принципами».

Существующее положение укреплялось ещё тем, что родители ребят: отцы Сергушкина и Степашкина и мать Женьки когда-то учились в одном классе и тоже дружили. Более того, их чадушки достались «по наследству» той же классной руководительницы, которая в своё время воспитывала самих родителей. Поэтому она иногда путала их имена, называя по привычке именами родителей. Больше всех повезло Сергушкину, так его звали так же как и отца. Меньше – Женьке: учительница, бывало, подолгу выискивала её фамилию в журнале и возмущалась, что «забыла вписать ребёнка». Неоднократную попытку внести изменения в список класса пресекала сама Женька, напоминая педагогу, что та в очередной раз ищет её по девичьей фамилии матери.

Жизненный парадокс существования этой троицы заключался в том, что чем комфортнее чувствовали себя ребята, тем настороженнее вели себя взрослые. Все шалости и проказы были продиктованы исключительно благими намерениями. Никогда ничего не делалось «во вред» или «на зло», просто ожидаемый эффект не всегда достигался. А бывало и наоборот, достигался антиэффект, за которым следовала неотвратимость наказания. Когда Сергушкин наткнулся в какой-то книжке на известное выражение, что благими намерениями вымощена дорога в ад, он даже обрадовался. Значит, в каких-то их неудачах есть некая закономерность. Перископ не стал забивать себе голову «умностями», он был уверен, что просто «что-то где-то не доработали». Женька почти было согласилась с Сергушкиным, но потом сказала, что эти слова уравнивают добро и зло, а они хотят, чтобы всем было интересно и хорошо. Возникающие проблемы – это неизбежность, а у друзей всё должно быть общее, тем более, проблемы. И только Костик после головокружительного парада бездомных кошек задумчиво сказал: «Все кошки просто любят свободу. Как вы».