И вновь молчание в ответ. Но такое, что громче любого крика.

Оно оглушало. Пугало. Толкало на необдуманные импульсивные поступки.

Вздрогнув всем телом, Белова лишь сильнее прижала руки к груди и упрямо выпятила подбородок. Макаров в свою очередь продолжал буравить ее тяжелым помутневшим взглядом. О чем думал, неизвестно. Но с каждой секундой, проведенной наедине с Леной, он все сильнее терял человеческий облик. Все больше напоминал ей первобытного дикаря. Хищника.

Вдруг, подтверждая опасения девушки, Виктор Эдуардович улыбнулся.

И от той зловещей ухмылки прямо холодок промчался вдоль позвоночника.

— А ты, — поинтересовался он с обманчивой нежностью в голосе, — всегда делала то, о чем я тебя просил? Прислушивалась, когда велел взяться за ум и остановиться? Уходила, когда прогонял? Не ты ли, случайно, изводила меня целый год, наплевав на все запреты? М?

Горечь затопила душу до краев, ибо…

«Все так и было! Именно так!»

— И что с того? Мстить собираетесь? — настырно вздернула нос, пряча свой страх за маской надменности и храбрясь из последних сил.

Они понадобились ей в следующий миг.

Когда мужчина пристально оглядел Лену с ног до головы и сипло заявил:

— А как ты хотела? Долг платежом красен, малышка!

— Чего вы…

— Убери свои чертовы руки и покажи мне все то, что ты так легко демонстрируешь им! — выплюнул он ревностно, озлобленно. Голос преподавателя вибрировал от напряжения. — Иначе я сделаю это сам! Не обижайся потом, если окажусь недостаточно нежен для тебя, деточка!

Лена нервно сглотнула, чувствуя, как в жилах воспламеняется кровь.

Как ее штормит от адреналина, гуляющего по венам запредельными дозами.

И как сама она теряет последние капли здравомыслия.

«Кому им? Я, вообще-то, впервые обнажаюсь перед мужиком! И неважно, что на публике всегда утверждаю обратное! Факт остается фактом!»

Каким-то невероятным образом состояние Макарова передалось и ей.

Сознание девушки помутилось. Стыд и страх отошли на задний план.

Она взбесилась. Страшно взбесилась.

«Сволочь! Ненавижу! На Танины Марианские впадины любуйся, гад!»

И в то же время Лене безумно захотелось подчиниться.

Взять и показать ему себя во всей красе.

Чтобы знал, от чего отказался!

Чтобы пожалел, что однажды предпочел ей другую!

Сжираемая ревностью, сотрясаемая праведным гневом, Белова окатила Виктора Эдуардовича испепеляющим взглядом. Злым и обиженным.

Однако, невзирая на это, окончательное решение она уже приняла.

Неправильное. Постыдное. Но неизбежное. Глубоко вздохнув пару раз для храбрости, Лена гордо расправила плечи и с нарочитой медлительностью завела руки за спину. Ее тяжелая упругая грудь, получив свободу, соблазнительно колыхнулась, мгновенно притягивая к себе его жадный взор.

Тот казался острее битого стекла. Горячее расплавленной лавы.

Дыхание преподавателя сбилось. Сделалось частым и рваным.

И без того расширенные зрачки теперь практически вытеснили радужку.

Каменея от жуткого стеснения, Белова машинально увлажнила пересохшие губы.

— Ну как? — поинтересовалась она с напускной холодностью. — Нравится? Не ослепли еще от моей красоты?

Макаров дернулся, точно от приличного удара в челюсть.

Удостоил ее еще одним долгим взглядом (под которым соски девушки предательски сжались в тугие острые горошины), развернулся к ней спиной и нетвердой походкой направился к двери, явно намереваясь покинуть ванную комнату. Однако остановился в последний момент. Надрывно дыша, он широко расставил руки, опершись о дверной косяк, и обреченно склонил голову. Со стороны казалось, будто мужчина ведет какую-то внутреннюю, известную лишь одному ему борьбу. Тем удивительнее было услышать в полнейшей тишине его приглушенный утробный рык: