– Думаешь, тем, кто действительно здесь командует, не наплевать на десяток пропавших деревенщин, колдуна и бывшего сотрудника посольства? Небось кому-то просто захотелось сплавить ее с глаз долой, чтобы не мешалась.

– Очень может быть.

– Она горячая штучка. Пожалуй, я бы ею занялся, да только не думаю, что ее расколоть проще, чем стальной кокосовый орех. – Харрис остановился на Юнион-авеню, перед обветшалым фасадом викторианского здания – там располагался отель (а, откровенно говоря, бордель), который частенько посещали сотрудники посольства. – Я предпочитаю, чтобы мои женщины были посговорчивее. Пожалуй, зайду-ка я в «Замок». Сейчас самое время выпить пивка. Хочешь со мной?

В пятнадцать лет отец затащил Грея в публичный дом в Токио. Девушка оказалась даже младше Грея, и когда он, нервничая, предложил просто поговорить, то увидел в ее взгляде благодарность. Грей не был святым, но с того дня предпочитал пороки, которым можно предаваться, не задействуя других людей.

– Ты знаешь, что я тебе отвечу.

– Даже слишком хорошо знаю, Грей, даже слишком хорошо. Вот доживешь до моих лет и запоешь по-другому, это я тебе гарантирую. Тебе сколько, тридцать? Подожди, пока тебе не придется напрягаться ради такого удовольствия. Приятная внешность, густая шевелюра и пуританская мораль имеют забавную привычку одновременно сдавать позиции.

И Харрис исчез в дымном фойе. Грей постоял на перекрестке, наблюдая, как одинокие вороватые силуэты снуют в темном подбрюшье Хараре. Потом повернулся и пустился в обратный путь к посольству.

Грей закрыл свой кабинет и вызвал такси. Из-за топливного кризиса в Зимбабве его посольский автомобиль не стоило и пытаться заправить. В последний раз, когда он услышал, что на одной колонке есть бензин и приехал туда, то уперся в хвост пятичасовой очереди. Горючее можно было найти на черном рынке, но закон сурово наказывал за подобные сделки, не говоря уже о пятне на репутации посольства.

Он вышел на улицу дожидаться такси и обратился мыслями к недавней встрече. Впрочем, ненадолго. Факт того, что исчез не один, а десять человек, конечно, давал почву для размышлений, но граждане США в африканском буше еще не пропадали. В принципе, теория Харриса насчет семейной свары казалась более правдоподобной, чем инсинуации профессора Радека. Грей никогда не расследовал похищения людей, но его опыт говорил, что человеческими существами обычно движут несколько проверенных временем мотивов. Завтра нужно будет поговорить с подругой пропавшего.

За спиной Грея раздались грубые крики. Обернувшись, он увидел мужчину, который, идя по улице, орал на сопровождавшую его женщину. Рядом с ними семенили двое маленьких детей. Мужчина, не замолкая, принялся трясти пальцем у самого лица женщины, чуть ли не тыча в него. Та попыталась отвернуться, и это вызвало у ее спутника еще большую агрессию.

Внутри у Грея все сжалось, захотелось вернуться и засунуть палец крикуна ему же в глотку. Грей знал наверняка, на собственном опыте, что порядок в этой семье зиждется на таких вещах, которые не принято выставлять на всеобщее обозрение. Перед глазами встал его собственный отец – кулак занесен, лицо пошло пятнами, в глазах горит злоба. Грей видел, как этот кулак, торчащий из рукава военной формы, опускается снова и снова.

Отец Грея был боксером-чемпионом и солдатом до мозга костей. Когда он учил сына драться, то требовал, чтобы тот отвечал ударом на удар, а когда мальчик подчинялся, бил его еще сильнее. Когда мать пыталась вмешаться, ей доставалось тоже.

Когда Грею исполнилось десять, отца после многолетнего кочевания по военным базам разных стран перебросили в Японию. Тот счел, что традиционное японское каратэ недостаточно хорошо для его погруженного в себя и чересчур худосочного сына. Отцу приглянулось самое жесткое и эффективное боевое искусство страны – джиу-джитсу. Оно сформировалось как метод самозащиты самураев, когда те вынуждены были без оружия противостоять тяжеловооруженным воинам. Лежавшая в основе джиу-джитсу теория заключалась в том, чтобы использовать силу атакующего против него, вместо того чтобы ей противостоять, а его приемы были направлены на поражение наиболее уязвимых мест человеческого тела: суставов, болевых точек, внутренних органов, пальцев, мягких тканей. Особый стиль, на который наткнулся отец Грея, назывался зензекай и оказался одним из самых жестоких среди школ джиу-джитсу.