– Да ты меня не слушаешь, дружище! – обиделся старшина роты, вдруг прервав свою речь.

– Сушаю. Дык даких вагедей повно! – бодро отозвался Поппендик.

– Не таких! Это же здорово – четверть миллиона этих человеческих клопов и вшей убрать тихо и незаметно! Представь, это сколько жизненного пространства освободилось для нас, немцев! Если б не чертовы русские! – с места в карьер продолжил старшина.

Командир взвода понял, что, словно в театре, должен подать реплику. У старшины надо было раздобыть массу мелких, но важных и полезных вещей, в частности – побольше сухого спирта, который входил в список положенного имущества, но обязательно надо было бы добыть побольше, учитывая сырое и стылое время года. Даже маленькая спиртовка, зажженная рядом, и то помогала скрасить существование, а для этого нужен запас таблеток. А еще у старшины есть пара неучтенных русских танковых печек, и одну неплохо было бы прибрать к рукам. Почему у русских есть такие печки, а у немецких танкистов их нет – оберфельдфебель не понимал, потому как успел убедиться в полезности этого простенького, но удобного агрегата. И Поппендик умело продолжил разговор, спросив: при чем тут русские?

– Как при чем? Они всегда при чем! Отлично работал лагерь по быстрой утилизации отбросов цивилизации, четверть миллиона в сжатые сроки, представляешь? И дешево – их обрабатывали выхлопными газами от четырех списанных танковых моторов. 15 минут – и эшелон обработан. И все – отходы в ров, давай следующих! И все шло прекрасно – тысяча за тысячей, но тут сдуру привезли русских военнопленных. И те сразу закатили мятеж! Ночью, предательски, вырезали часть охраны и удрали! Все русские – бандиты и подлецы! Им совершенно нельзя доверять! Потом поляки и дядины племянники с ног сбились, вылавливая эту беглую сволочь по лесам! Но, увы, не всех отловили. И пришлось лагерь прикрыть – шумиха началась, американцы всякие вонь подняли. А так хорошо работал!

– Де дадо быдо дусских сюда везти! – мудро отметил Поппендик. Сам, своими глазами видал, как походя пристрелили нескольких пленных Иванов, потому странные эти перевозки подлежащих ликвидации недочеловеков ему были непонятны. Только перегрузка транспорта и дорог, в общем – перемудрили.

– Это ты верно сказал, – одобрил и старшина. Немедленно налил. И немедленно выпили.

– Хороший шнапс – это праздник! И когда еще доведется посидеть в тепле и под крышей, и чтоб вокруг было тихо! Увы, сейчас я чую, что придется ехать на передовую! Смешно, раньше мы думали, что ад – он другой, с огнем и дымом! Мой земляк служил в моторизованной дивизии. Рассказывал мне, тогда еще новобранцу, как они брали очередную европейскую столицу – тогда это было внове. Мотоциклисты мчались по горящему городу, по центральной улице, где было полно магазинов с одеждой, из окон вверх, в небо, словно перевернутые водопады, извергался огонь, и в витринах стояли пылающие манекены, корчившиеся, словно грешники в аду. И мне тогда подумалось, что вот так и выглядит ад – он очень образно умел говорить… А теперь я уверен, что ад – это когда вокруг холодрыга и всепроникающая до костей сырость, а ты сидишь в залитом водой окопе с мокрой задницей, и головы не поднять, потому что вокруг все грохочет и рвется. Выпьем за нашу удачу!

Поппендик кивнул захмелевшей головой. Звякнул алюминий об алюминий. Что-что, а удача солдату нужна как никому другому.

За приятной беседой и в хорошей компании сидеть можно было бесконечно, но увы, хорошее всегда заканчивается быстрее, чем всякие гадости.

Бутылка уверенно подходила к концу. То ли лук помог, то ли шнапс, но Поппендик почувствовал себя куда лучше. И потому смог поторговаться весьма успешно, договорившись обо всех тех мелочах, которые упускаются, как правило, неопытными военнослужащими, но в глазах бывалых людей имеют огромную ценность.