Встреченный впервые тяжелый, даже скорее тяжеленный, танк и огорчил, и порадовал. Огорчил, потому как на редкую удачу артиллеристов вел этот громила сегодня себя не так, как обычно действовали немецкие танкисты. Мишень натуральная в натуральную величину, иначе и не скажешь. Уже знал Бондарь от телефониста, что кроме побитых при авианалетах ранним утром четырех орудий более полк потерь не понес. А танкисты потеряли наглядно восемь машин, горящих и стоящих на поле боя – причем все серьезного расклада, тяжелые «Пантеры» и эти – черт их знает, как называвшиеся. То есть тут воевали немцы слабо и неумело. Но при матером экипаже, да из засады – такая стальная дура дров наломает и крови пустит страшно.

Зато порадовало сообщение лазивших у горящей машины бойцов – по их словам, чудо-юдо провалилось гусеницами в песок так, что через пару часов на брюхо сядет. И вспоминались беседы с капитаном Афанасьевым про потерю немцами инициативы. С такими коробками немцы точно ничего и нигде не поспеют. «Тигр»-то тяжел, а этот гроб с музыкой – еще тяжелее. Причем землица тут не каменистая – песочек рыхлый, да болотцев полно с речушками. Потому просчитать, где враг полезет, очень даже можно. И то, что ИПТАП поспел загодя и встретил атаку готовым – показательно. Кончилась немецкая внезапность! Теперь действия немцев предсказуемы – и это половина успеха. Скорость у немцев кончилась.

И еще – в утренней бомбежке, когда три десятка самолетов немецких в два захода вывалили кучу бомб на головы артиллеристов – показалось Бондарю, что и в этом слабость немцев торчит. Нет, когда лежал и отплевывался от набившегося всюду песка – небо с овчинку показалось, чего уж. Вот потом, когда сидели и ждали танки, что-то такое в голове ворошилось. Благо – было с чем сравнить, везучий старлей с самого начала войны на действия немцев глядел, а парень он был наблюдательный и неглупый.

Так вот тогда, в начале войны, при немецкой бомбежке от полка остались бы рожки и ножки, всяко уполовинили бы люфтваффы артиллерию, а оглушенные и пораненные остатки дотоптали бы танки. Немцы начала войны бомбили куда точнее, уверенно и успешно накрывая цели. Теперешние – сначала истребители сыпанули мелкие бомбы ворохом, явно не прицельно, потом двухмоторники с горизонтали сыпанули густо – и быстро тикать. Ни в круг не встали, ни повторно не прилетели. Поспешно все, торопливо, лишь бы свалить побыстрее, хотя, как и в сорок первом, никакого зенитного прикрытия, считай, не было – долби и кромсай не спеша. Потратили боеприпаса вагоны, а боеспособность полка не убили. И панцеры за это заплатили сполна.

Довелось Бондарю под бомбами лежать – знал, какое сатанинское изобретение ума человеческого – пикировщики и штурмовики. Только вот давненько не видел он в небе немецких «костылей» и «лаптежников». Похоже, кончились они в немецкой армии, как класс, оставшись кучами горелого люменя в полях и лесах. И повторяют теперь немцы то, что в начале войны приходилось от бедности делать нашим: пускать неприспособленные для штурмовки истребители да серьезными бомберами пытаться накрыть малоразмерные цели. Толку мало, а потери были лютые.

Теперь роли поменялись. Артиллеристы своими глазами не раз видели, какой кошмар фрицам устраивают на дорогах «горбатые» Илы. Знакомые ветеранам картинки, только в сорок первом и сорок втором годах это наши горелые машины, танки, трупы по обочинам дорог громоздились. Ныне – строго наоборот. И как пикировщики работают – тоже видели. Уже – наши пикировщики.

Как во времена блица немецкая авиация расчищала дорогу своим наземным войскам, так теперь наши наконец-то в воздухе сломали ситуацию, облегчив жизнь на земле своим сухопутчикам. И хоть тут, под Сандомиром, от чертовых соколов ни слуху ни духу, а и немцы не те. Привычно зашуганные, так можно сказать. Передернулся, вспомнив пережитый старый ужас, как девятка «Лаптежников» не спеша, размеренно, пунктуально вынесла дюжину пушек, тогда еще – сорокапяток, и ополовинила расчеты, причем все были на уже отрытых позициях, успели окопаться. Не помогло.