Шамила еще несносным подростком своим упрямым нравом очень часто расстраивала родителей, которые не чаяли в дочери души. Фолкаё желал видеть ее рядом с собой – своей правой рукой, чтобы когда-нибудь передать пост. Он искренне верил в то, что из Шамилы выйдет смелый и справедливый лидер. Но та никогда не желала себе подобного будущего. Вскоре смерть матери и вовсе замкнуло в ней любовь к жизни, омрачила светлую сторону тенью.

Шамила сильно переменилась после побега. Дабы позлить отца, написала в письме, что намерена сбежать «на край земли с любовью всей своей жизни», коим стал ее сосед и друг детства. На самом деле по ее же просьбе юное дарование привело Шамилу в один из трактиров, где облаченная в мужскую одежду внучка свифского лидера, стала случайным свидетелем разговора одной нетрезвой компании военных, среди которых узнала того, кто частенько наведывался в дом отца с доносами и отчетами.

Насколько Шамила тогда понимала, мужчины все поголовно входили в штаб Управления и сейчас обсуждали нечто очень важное в таком малоприметном месте. Друг, что отправился за порциями еды к лавке, долго не возвращался, и Шамила неохотно слушала беседу этих мужчин. Ей был совершенно неинтересен предмет их обсуждения, но не совсем высокопробное «подслушивание» на тот момент являлось единственным способом развлечения.

– Я подумал над тем, что ты сказал мне этим утром, Ба́о. Я не согласен, – спокойно уведомил один из военных, лицо которого нельзя было разглядеть из-за недостаточного освещения. Складывалось впечатление, что свет был нарочно приглушен тяжелым бра, чтобы никого не узнавать.

– Жаль, Ясу́ши, жаль…, – помотал тот, которой сидел к Шамиле махонистой спиной. По безволосой голове и сморщенной широкой шее было несложно догадаться, что мужчине немало лет.

– Мы тебе доверяли…, – вмешался третий собеседник, тяжело вздыхая и заливая в рот макаджин. Лицо этого человека Шамила разглядела хорошо, но «после» девушке никогда не доводилось встретить его вновь. Этому военному было от силы лет сорок. Его неряшливость и пренебрежение простыми правилами этикета вовсю кричали о том, что он точно не состоит в штабе Управления. И нужно было еще разобраться, что вообще среди этих людей делает простой воин.

– Что значит, доверяли? – неестественно засмеялся Ясуши и расслабленно разлегся на спинке своего стула. – Не забывай о моем положении, которое когда-то помогло тебе оказаться там, где находишься, – выставил он указательный палец и направил им в последнего, при этом продолжая широко улыбаться.

– Разумеется, он помнит…, – успокоил его Бао, и Ясуши с хвастливым выражением лица снова самодовольно развалился на стуле. – Простота данного вопроса заключена в том, что важно убедить Орато передать половину власти нам…

– Орато крепко печется за будущее своего пятипалого сынка, нежели за благополучие клана, – включился четвертый военный, личность которого так же было Шамилой не распознано. За исключением лишь его голоса, который тот словно намеренно искажал хрипотцой. – Мамэта не пришлось долго упрашивать – согласился сразу…

– Да Фолкаё – марионетка! Я легко смогу убедить его уговорить отца отписать Управлению половину! – Ясуши явно переусердствовал в своих возможностях, что выставляло его перед остальными буквальным глупцом.

Услышав имя деда и отца, Шамила стала слушать внимательней, но далее так ничего существенного проговорено мужчинами не было – все же те находились не в отдельном помещении, и помимо них в трактире имелись хоть и нетрезвые, но все же посетители. Да и юная особа тогда не имела представления, как нужно действовать. Одним небесам было известно, чего стоило Шамиле удержать себя на месте и не рвануть домой к отцу.