Светская беседа едва прикрывает развратность мысли. Женщины с ума сходят от игривых слов, то есть от похоти, обличенной в благопристойную словесную оболочку. И это называется “уметь вести себя в обществе”.

Если мужчина спросит женщину прямо: “Не желаете ли переспать со мной?”, это будет расценено как хамство, плохой тон. Но коли он промолвит ей страстно “Я без ума от вас!” и бесцеремонно сотворит с ней все, что захочет, она будет считать его человеком с хорошими манерами, очаровательным»[1].

Стыдливость бедной императрицы, сами понимаете, ежедневно подвергалась суровым испытаниям. Тем паче, что император на пару с Морни находил наслаждение в том, чтобы проучить ее, а посему сообщал ей обо всех скандалах на любовной почве, происходивших в высшем свете. Так, однажды утром, они рассказали ей о происшествии с Мари д’Агу. Нам же о нем повествует все тот же господин де Вьель-Кастель:

«Графиня д’Агу была в свое время похищена Листом, от которого родила троих детей. Затем, вернувшись в Париж, она стала любовницей Эмиля де Жирардена, Лема и т. д. … И наконец, эта женщина превратилась в социалистическую писательницу под псевдонимом Даниель Стерн.

Однажды вечером, когда мы вдвоем пили чай, сидя у камина, она сказала:

– Я как-то раз попыталась было понять, какое это наслаждение – принадлежать одновременно двум мужчинам.

– Как это? – спросил я.

– Как? – произнесла она в ответ. – Вы ведь ели сэндвичи?

– Да.

– И знаете, как их готовят?

– Еще бы, черт возьми! Берется ломтик хлеба, намазывается с одной стороны маслом, а на другую сторону кладется ветчина[2].

– Вот именно! Так вот я и приготовила сэндвич, в котором ломтиком хлеба была сама…»

Можно было себе представить чувства Евгении, когда она узнавала о подобного рода развлечениях…

Ни разу не случалось так, чтобы опала характер королевский исправляла.

Беранже

Как-то вечером на одном из праздников в Тюильри Наполеон III бродил по гостиным с очень озабоченным видом. Заинтересовавшись этим, принцесса Матильда остановила императора и спросила, что его угнетает.

– У меня ужасно болит голова, – ответил император. – А кроме того, меня преследуют три женщины.

– Как вы можете устраивать себе такую жизнь? Три женщины – это просто безумие!

Взяв кузину за руку, он указал ей на трех своих воздыхательниц:

– Видите ли, на первом этаже находится блондинка, с которой я хочу порвать. На втором меня поджидает дама, безусловно, очень красивая, но чрезвычайно надоедливая. А на третьем этаже за мной охотится еще одна блондинка, которая меня домогается и не дает проходу. Принцесса Матильда улыбнулась:

– А… как же императрица?..

Наполеон III пожал плечами:

– Императрица? Ей я был верен целых шесть месяцев после свадьбы… Но ведь мне нужно же развеяться… Я не могу жить монотонно… И потом, это позволяет мне с удовольствием возвращаться к ней…[3]

Последняя фраза, хотя и претендовала на галантность, была насквозь лживой. Ибо на самом деле Наполеон III не испытывал ни малейшего удовольствия от исполнения супружеских обязанностей со своей фригидной женой и ложился к ней в постель только по велению долга. Стелли сообщает нам, что «когда император с нафабренными усами и холодной головой приходил поработать с императрицей, он действовал прилежно, устремив взор своих голубоватых глаз в мечты о продлении династии»…

При таких обстоятельствах мы вправе задать себе вопрос: не поставить ли ветреному Наполеону III в заслугу то, что он смог сохранить верность Евгении на протяжении целых шести месяцев?..