– Смею напомнить тебе, Женя, что российская наука, о которой ты сейчас так дурно высказался, породила все же таких людей, как Горчаков, Менделеев, Мечников, Павлов, Склифосовский, Пирогов! Умудрились они выучиться без государственного‑то контроля!

– Да‑да, а еще Мусоргский, граф Толстой и великий Пушкин! – тут же поддакнула Натали.

– Наташенька, граф Толстой, кстати, так и не окончил университета, увы, – ответил на это Ильицкий и так мерзко улыбнулся уголком губ, что я не выдержала.

Я пообещала себе, что слова не скажу ему за ужином, но простить ему унижения своей подруги я не могла!

– Евгений Иванович, – заговорила я, – а вы уже знаете, что в связи с реформой с нового учебного года повышается плата за обучение в университетах и гимназиях? И весьма существенно повышается. Ходят слухи, что и в дальнейшем она будет увеличиваться едва ли не ежегодно. Вы же понимаете, что это приведет к тому, что образование в России вновь станет доступным лишь обеспеченным слоям, а у детей кухарок и лакеев не будет даже возможности занять высокие посты – несмотря на возможные их потенциалы. Россия вернется к кастовому обществу, которое было при царе Николае. А эта реформа – первый шаг назад. Так, по‑вашему, это все же благо?

– По‑моему, нет ничего постыдного в труде кухарок: каждый должен заниматься своим делом, как было на Руси исстари. Дашутка вон, – кивнул он на вошедшую с подносом горничную, – отлично шьет и убирает, живется ей у господ вполне вольготно – зачем, Лидия Гавриловна, ей ваши образования? Скажи, нужно тебе образование, Даш?

Горничная только бросила на него осуждающий взгляд и спросила:

– Чай прикажете нести, Лизавета Тихоновна?

– Неси, Даша, неси… – отослала ее Эйвазова, которой, кажется, разговор не очень нравился.

А я смотрела на Ильицкого и силилась понять: уж не шутит ли он? Неужто и правда в наш просвещенный век сравнительно молодой еще мужчина может исповедовать взгляды столь косные?

– Значит, государством должны править дети сегодняшних управленцев, детям кухарок и мечтать не стоит выбиться в люди, а французы, если я не ошибаюсь, исстари на Руси ходили в гувернерах у господских детей, так? – уточнила я, не сводя глаз с кузена Натали.

– Прошу учесть, что не я это сказал! – Ильицкий снова хмыкнул, не отрываясь от еды.

Я же была уверена, что не высказал он этого вслух лишь потому, что это было бы уже прямым оскорблением. Но мне и без того стало неловко – захотелось немедленно уйти из‑за стола, а лучше бы и вовсе уехать отсюда.

– Евгений, не забывайся, – прозвучал в повисшей тишине голос Андрея – полушутливый, однако с железными нотками, не предвещающими Ильицкому ничего хорошего.

– Да, Женя, это не смешно… – нерешительно поддержал его и князь Орлов.

Самодовольная улыбка тут же слетела с лица Ильицкого, и, глядя в упор на Андрея, он ответил, слегка паясничая:

– А при чем тут я, Андрей Федорович, помилуйте?! Лидия Гавриловна сами ищут‑с в моих словах какие‑то намеки, а потом на них обижаются…

– Евгений Иванович, это действительно уже не смешно! – чуть повысила голос Лизавета Тихоновна, прекращая поток его оправданий. – И почему нам до сих пор не несут чай? Даша!

* * *

После ужина я сразу поднялась к себе, но не представляла, чем занять свою глупую голову, чтобы тревожные мысли не терзали меня. Через минуту я уже жалела, что так поспешно ушла: нужно было сперва взять книгу в библиотеке Эйвазовых – я уже успела отметить, что там есть весьма редкие и интересные экземпляры.

Но за книгой я так и не пошла, вместо этого приблизилась к окну и отворила раму. Еще не стемнело, в воздухе дурманяще пахло сиренью и скошенной травой – вечер был необыкновенно хорош.