Он поднялся, движимый благими намерениями, но тут зазвонил телефон. Мадлен подошла, как будто потому что находилась ближе к нему, – но на самом деле она всегда подходила к телефону первой, даже если Гурни стоял ближе. Дело было не в расстоянии до телефона, а скорее в их отношении к людям. Для Мадлен люди в целом были чем-то положительным (за исключением редких недоразумений вроде Сони Рейнольдс). Для Гурни общение, как правило, означало напрасную трату энергии (кроме редких счастливых исключений вроде Сони Рейнольдс).

– Да? – произнесла Мадлен дружелюбным голосом, которым обращалась ко всем звонившим, обещая искренний интерес, что бы на том конце ни собирались сказать. Еще секунда – и голос ее заметно утратил дружелюбие.

– Да, он дома. Минутку. – Она помахала трубкой Гурни, положила ее на стол и вышла из комнаты.

Звонил Марк Меллери, и он был взволнован пуще прежнего.

– Дэйв, как хорошо, что ты дома! Я только что приехал. Мне прислали еще одно чертово письмо.

– С сегодняшней почтой?

Он ответил «да», как Гурни и предполагал. За годы разговоров с людьми, бьющимися в истерике – на месте преступления, в приемной скорой помощи, в любой сумятице и неразберихе, – он открыл верный способ успокоить собеседника. Нужно задать ему несколько простых вопросов, на которые он может ответить «да».

– Почерк тот же?

– Да.

– И те же красные чернила?

– Все то же самое, кроме текста. Я зачитаю тебе?

– Давай, – сказал он. – Читай медленно и говори, где кончается строка.

Четкие слова, четкие инструкции и голос Гурни возымели предсказуемое действие. Меллери заговорил так, будто вновь ощутил землю под ногами, и зачитал странный стишок:

Я делаю, что сделал
За совесть и за страх,
Чтоб месть не охладела,
Не обратилась в прах,
Чтоб кровь, как роза красная,
Цвела в саду моем.
Явился не напрасно я —
Предстанешь пред судом.

Набросав текст в блокноте, лежавшем у телефона, Гурни аккуратно все перечитал, чтобы попытаться представить себе автора – загадочного персонажа, одержимого местью и страстью к стихотворной форме.

Меллери не выдержал:

– Что ты думаешь?

– Я думаю, что, возможно, тебе пора позвонить в полицию.

– Я не хочу. – Он снова заволновался. – Я тебе уже объяснял…

– Знаю. Но это лучший совет, какой я могу тебе дать.

– Я все понимаю. Но неужели нет каких-то еще вариантов?..

– Лучший вариант, если у тебя хватит на него денег, это нанять круглосуточных телохранителей.

– То есть ходить повсюду в компании двух амбалов? И как я это объясню своим гостям?

– Не обязательно, чтобы это были амбалы.

– Послушай, дело в том, что я не обманываю своих гостей. Если кто-нибудь спросит, кто это ходит за мной, мне придется признаться, что это телохранители, а это неминуемо приведет к новым вопросам. Это будет отравлять атмосферу, которую я пытаюсь здесь создать. Неужели ты больше ничего не можешь предложить?

– Смотря какого эффекта ты хочешь добиться.

Меллери горько усмехнулся:

– Может быть, ты сумеешь узнать, кто ко мне прицепился и чего он от меня хочет, а затем не дать ему этого добиться? Как думаешь?

Гурни собирался ответить, что не может дать однозначного ответа, но Меллери продолжил:

– Дэйв, ради бога, я перепуган до полусмерти. Я понятия не имею, что происходит. Умнее тебя я никого не знаю и тем более не знаю никого, кто не ухудшил бы ситуацию, узнав о ней.

В этот момент по кухне прошла Мадлен с вязанием в руках. Она подняла со столешницы соломенную шляпу и журнал «Твой сад» и вышла сквозь французские двери, улыбнувшись синему небу.

– Насколько я смогу тебе помочь, зависит от того, насколько ты сможешь помочь мне, – сказал Гурни.