– Уверен? – с усмешкой произнес какой-то новый незнакомый голос из-за спины.

Тимофей подпрыгнул и, резко обернувшись, уставился в то место, откуда по его предположению должен был исходить звук.

– Не вертись, замри – проговорил голос, неведомым образом снова оказавшийся за спиной мальчика, – тогда, может, и покажусь, – голос смеялся.

Хохот, раздававшийся в пустом зале, эхом отражался от стен и никак не хотел затихать, раззадоривая Тимофея всё больше и больше.

Он то вертелся волчком, то резко останавливался, пытаясь увидеть того, кто издевался над ним, не желая показываться на глаза. Эта круговерть продолжалась не меньше десяти минут, а Тимофею и вовсе показалось, что прошла целая вечность. У него от такого бешеного хоровода закружилась голова – точно так же, как в тот раз на карусели, когда старшие мальчишки с соседней улицы раскрутили его, не давая слезть.

– Всё, сдаюсь, – Тимофей, тяжело дыша, сел на пол и упёрся руками перед собой, чтобы не упасть, – выходи, замер я, замер.

– Да где ж ты замер? Вон же сидишь и качаешься из стороны в сторону.

– Это у меня просто голова кружится. Говорю же, сдаюсь. Выходи. Я тебе конфетку дам, – он вытащил из кармана горсть конфет и протянул их в пустоту. – Выбирай любую.

– Убери. Быстро убери. Спрячь говорю, – грозно прошептало испуганное существо, появившееся, словно из ниоткуда.

Тимофей, не ожидавший такого, резко сунул руку с конфетами обратно в карман и замер, с интересом разглядывая переминавшегося с ноги на ногу человечка. Ростом тот был чуть больше небольшой собаки, вроде мопса или болонки, как у соседки Настасьи Петровны. С огромными ярко-синими глазами, смешно оттопыренными острыми ушами и тонким длинным хвостом с белой кисточкой на кончике, как у тушканчика. Такие же две смешные кисточки нависали над озорными глазами. Тело было сплошь покрыто мягкой белой шерстью, впрочем, как и шея с лицом, заросшим до самых глаз. И только огромный нос-картошка, оставался абсолютно свободным от растительности. Это странное существо имело по четыре пальца на каждой руке и похожие на куриные лапы трехпалые ноги. В общем, Тимофей его узнал с первой секунды как увидел.

– А я тебя сразу узнал. Как только ты появился, – затараторил разволновавшийся Тима, – а можно я тебя потрогаю? А ты правда настоящий? А ты тот самый, который в мультиках снимается? Ты ведь Буба? Да? Правда ведь Буба? Я Тимофей. А ещё у меня сестренка есть. Её Лада зовут. Только она сейчас не здесь. Она там, – он махнул в сторону светящегося наверху квадрата.

– Да Буба я, Буба. Тот самый, из мультика, – он протянул парнишке правую ладонь, – будем знакомы, Тимофей. А придет время, и с сестрой меня познакомишь. Я бы очень хотел с ней познакомиться.

– Вот здорово. Расскажу в садике, никто не поверит ведь.

– Ты сначала выберись отсюда. В садике он расскажет. Пошли уже. Куда она сказала тебе идти? Подожди, не говори. Я сам угадаю.

Буба зажмурил глаза, вытянул вперед обе руки, как будто собрался нырять в бассейн щучкой, и вдруг закрутился волчком, с бешеной скоростью вращаясь вокруг мальчика.

– Стооой, раз, два! – закричал Буба останавливаясь. Его сложенные в форме стрелы руки указывали на коридор без опознавательного знака. Он выглядел особенно мрачно и устрашающе. Наверное, потому что находился в самом тёмном месте зала или там обитало нечто ужасное, способное вселять ужас, даже не показываясь на глаза.

– Мы пойдём в другой коридор, – уверенно сказал Тимофей. Ведь он уже выбрал себе путь, – нам надо идти по зелёным стрелкам.

Сказав это, он направился в сторону коридора с сияющей над входом маленькой зелёной стрелочкой. Рядом зашлепал босыми ногами Буба, явно обрадованный, что не придется идти в выбранный им же кошмарный тоннель.