Я спал. И мне снился кошмар.

С облегчением откидываюсь на подушки, унимая бешеный пульс.

Пока считаю удары, на глазах ощущаю слёзы.

И приснится же такая жуть.

Мотаю головой, стряхивая остатки сна. Случайно взгляд падает на настенные часы: без трёх минут два ночи. Я проспал весь день. И за это время успел порядком завоняться. Отбрасываю простыни и отправляюсь в душ смывать остатки утреннего поражения. Под бинтами кожа зудит неимоверно. Срываю повязку двумя движениями. Теперь понятно: сзади и спереди на теле красуются два длинных аккуратных шва и фиолетовые гематомы вокруг каждого. Сосредоточившись на ощущениях, определяю, что ткани внутри срослись и продолжают восстанавливаться слой за слоем. Кожный покров обретёт целостность и здоровый вид уже к утру. Обожаю элогимскую способность к моментальной регенерации. Иначе я бы полжизни провёл на больничной койке.

Покончив с водными процедурами, возвращаюсь в комнату. Нахожу там комплект одежды и тёплый ужин. Вкусная еда и здоровый сон – лучшие лекарства.

Пока жую, Эфириумом сканирую дом. Домашние на месте, спят. Аврора тоже, но весьма беспокойно. Хочу её разбудить – я соскучился, – но вовремя вспоминаю, что в отличие от меня, она спала два часа, а после таскалась весь день по городу, изображая светскую даму. Ладно, наберусь терпения до завтра.

На третьем этаже не хватает Виктора.

Спускаюсь ниже. Второй этаж пустует. Сканирую первый. Здесь обнаруживаю бодрствующего отца. Первым желанием имею связаться с ним, но он опережает:

«Маркус, зайди ко мне.»

Даже предположить не могу, что меня ожидает. От волнения пропадает аппетит. Отставляю тарелки и, не задерживаясь, выхожу в коридор. Ночная темнота охотно принимает в свои объятья и заботливо накидывает дремотное покрывало. Дёрнув плечами, сосредотачиваюсь на подсветке в полу и шагаю в библиотечное крыло – отец работает в кабинете.

В библиотеке ковры сменяются паркетом, который даже тихое шарканье кроссовок в абсолютной тишине усиливает до стука толстых каблуков.

Из-под дверей кабинета пробивается свет. Дохожу до порога и останавливаюсь в нерешительности.

Что говорить? Как себя вести? Оправдываться или защищаться?

Пока мечусь в сомнениях, створка двери приоткрывается, гостеприимно приглашая внутрь. Нервно сглотнув, вхожу. Помещение внутри залито мягким светом пяти настольных ламп. В глубине у окна за массивным деревянным столом, откинувшись на спинку глубокого кожаного кресла, сидит Виктор и, склонив голову вбок, наблюдает, как я топчусь у входа.

– Доброй ночи.

– Я тебя позвал не наставления читать, а поговорить. Давно мы не общались с глазу на глаз. Присаживайся, – подбородком он указывает на одно из кресел перед столом.

Не без усилий подавляю беспокойство и подхожу к креслу, в которое плюхаюсь с излишним воодушевлением.

– Как самочувствие?

– Отлично, – хочу показать большой палец вверх, но вместо этого тянусь за спину – шов чешется невероятно.

– Скоро пройдёт, – Виктор хмыкает, сдерживая улыбку. – В период регенерации лучше занимать себя чем-нибудь, чтобы отвлекаться от зуда. Он, действительно, способен свести с ума кого угодно.

– Ты часто испытывал это?

– Был период, когда такое состояние было нормой моей жизни, – отец становится задумчивым, а его взгляд устремляется сквозь меня. – Я тогда почти привык к нему.

– Ты так много сражался?

– Отвлекался от навязчивых мыслей, – мужчина поджимает губы. – Но можно сказать и так.

Не совсем понимаю, что он имеет в виду, но решаю не уточнять.

– Спасибо за помощь. Я слышал, как ты пришёл, но сразу потерял сознание.

– Тебе не за что меня благодарить. Я сделал то, что должен был.