– Я не знаю, какая кислота на нас надвигается, но уверена, что большинство здешних зданий не выстоит.
У Гильгамеша образовалась морщинка меж бровей, и он предложил найти углубление или пещеру. Мы с Яном поддержали идею – не время для споров. Местность гористая, расчерченная рекой, – поблизости наверняка можно было найти какой-нибудь грот.
Ян не отпускал моей руки, когда мы во всю прыть помчались через долину к реке. Гильгамеш вырвался вперед, чтобы направлять нас, а я, подпрыгивая на кочках, не могла оторвать взгляда от слизи, что медленно, но неотвратимо шла на нас издали. Кислота ошпаривала деревянные столбы, свергала тотемов вместе с их эбонитовыми домиками, плавила мусор, кусты и деревья, разъедала опоры моста, брошенного через речонку, которую вспенивала; она поглотила тенты палаток, овощи, антиквариат, башни контейнеров и даже высоковольтные провода, что падали мертвыми змеями и скукоживались в бурлящей реке.
– Сюда! – Гильгамеш делал махи руками с края обрыва и показывал в сторону входа в пещеру.
Рваное дыхание раздирало легкие, которые, будто карамелизированные, приклеились к грудной клетке. Я не могла бежать так быстро и долго по высоким холмам – часто спотыкалась и повисала на руке макета, для которого была скорее тяжелым спортивным снарядом.
– Перебирай ногами, Вера, иначе останешься без них! – подбадривал меня Ян.
К перешейку, отделявшему нас от подножья горы, на уступке которой нас ждал капер, я открыла «второе дыхание» – втопила быстрее напарника, пока кислота «наступала» нам на пятки, поднимаясь волнами и обрушиваясь на долину. Но только на середине пути, перепрыгнув с одного камня на другой, поняла, что не я побежала резче, а макет отстал. Его рука ослабла, и наши пальцы разъединились.
– Ян! – я поскользнулась на камне, но устояла. Макет лежал ничком в воде, течение лизало ему щеки и уносило разбавленное облако крови. – Плохи дела.
Кислота поднималась над нами валом, как обезумевший конь, вставший на дыбы. Я подчинялась только рассудку, не велась на поводу у эмоций – даже влюбившись в странного ликвидатора из иного мира, не дала чувствам вскружить мне голову и честно развинчивала культ его личности в своей голове – чем это закончилось, известно, пусть все и перевернулось с ног на голову, но я собой довольна. История моей вторичной Земли ясно показывала, что я умела сказать своему сердцу «нет».
Я прокляла все на свете, но уже по пути: метнулась к недвижимому Яну, попыталась поднять, накинув руку на свое хилое плечико.
– Дав-вай, – прокряхтела я, со страхом перед неизбежным глядя на прозрачную мутную слизь, от которой разило удушьем и смертью. – Вставай, вставай же…
– Держитесь! О, Владыка… – Гильгамеш побежал к нам что есть мочи, но он проигрывал кислоте.
Над нами нависла тень, в нос ударил резкий запах. Я накрыла собой макета, подыхавшую несчастную куклу, который и живым-то никогда не был, а девчонка с синдромом восьмиклассника погибнет из-за его лица и никчемного принципа милосердия.
Зажмурившись, услышала щелчок, напомнивший дверной замок. Меня схватили за плечо и втащили в новое пространство. Я открыла глаза и увидела лишь, как волна кислоты обрушивалась на дверной проем, который тут же закрылся металлической дверью. Она растворилась, отрезая убийственной кислоте путь в иное пространство. Тишина ударила по барабанным перепонкам.
Первым делом я убедилась, что напарник рядом. Лицо бледное, как в белилах, а сам вялый, но зато в сознании.
Я огляделась: освещение было мощным, будто помещение само по себе являлось источником света. Пол – белоснежный пластик, мерцавший белым свечением, стены ребристые, собранные из металлических листов, спаянных друг с другом, как внутренности торгового контейнера. Комната была меблирована, и со вкусом: белые футуристичные стулья овальной формы были придвинуты к прозрачному столу на извилистых ножках; стеллажи, заставленные необычайными цветами, формировали купол, под которым растянулся экран, похожий на гигантский контактер, на котором переливалась абстрактная заставка.