– Верун, – сочувственно похлопал по плечу Зева, но я покачала головой:

– Все пучком.

Андрей с готовностью кивнул, заметно расслабившись. Ну чего он, в самом деле, ожидал? Плача Ярославны? К счастью, это было не в моем стиле. Я любила копить в себе негатив, чтобы случайно сорваться в безудержные рыдания над разбитой кружкой или фильмом про собачку, оставшуюся без хозяина.

Мы разбрелись по внушительному торговому залу. Снаружи супермаркет походил на многоподъездный дом, которые в моем дворе принято было называть китайскими стенами. Окутанный призрачной неоновой подсветкой – натурально энергетическим освещением, – маркет занимал половину поселения и смотрелся зловещим бельмом посреди оставленного парка. Внутри здание состояло из клубка нескончаемых рядов, и я утомилась, как в детстве, когда родители брали меня с собой в гипермаркет. Теряешься, найтись не можешь, а люди и полки – такие большие.

В аптечном отделе я набрала необходимые гигиенические принадлежности и даже выбрала зубную щетку покороче, судя по всему, детскую, потому как остальные подошли бы разве что крокодилам. Я обратила внимание на главную деталь заброшки – вокруг не было ни единого изображения существ. Ни на этикетках, ни на рекламных щитах, ни на флаерах, нигде. «Человечков» даже не изображали схематически: все указатели ограничивались условными символами и неизвестными мне знаками.

«Какой стремный мирок», – поежилась я и вытянула с полки упаковку влажных салфеток.

– Господи! – воскликнула я от неожиданности.

– Зови просто Ян, – сказал макет, показавшийся в зазоре между полок. Он стоял в соседнем отделе.

– Ты сбрил щетину? – спросила я, очерчивая свой подбородок; мой взгляд устремился выше, и я не сдержала вздоха. – А вот это внезапно.

Макет что-то нечленораздельно пробормотал и скрылся между полок. Правда почти сразу появился в моем ряду: бритый под «троечку». Он выкинул портативную бритву за плечо и вразвалочку дошел до меня.

– Твои локоны… – произнесла я, вздернув брови.

– Так я точно не буду ассоциироваться у тебя с типом из твоих больных фантазий, – Ян погладил «ежик» и ухмыльнулся. – Я – совсем другой человек. Оставь меня в покое.

«А эмоциональный интеллект этого макета оказался выше моего», – удивилась я, порадовавшись своей «френдзоне».

Свет погас, и у меня сперло дыхание. Я машинально схватилась за Яна, скомкав футболку на груди; он подхватил меня под локти, и мы несколько секунд напряженно вглядывались во тьму.

Зеленым неоном высветились слова, которые стали мне понятны, несмотря на языковой барьер.

«Вы проиграли!»

– Ату его, ату! – кричала я в охотничьем кураже. Мой конь энергично маневрировал в лесной чаще, перепрыгивая кочки. – Загоняй! Загоняй!

Пес, заходясь в слюнявом лае, почти укусил роскошный хвост седой лисицы, и я была этим псом. Я клацнула зубами по опаленной кисточке, пока в загривок прилетало раскатистое: «Ату!»

Лис нырнул в ямку, и я – вслед за ним. Когда мы упали и скатились по землистому желобу, я уменьшилась и оказалась под когтями синеглазого лиса: из его световых очей валил серый пар. Чревовещанием он сказал: «Вспомни, в чем ты хороша, Иголочка».

Чьи-то руки схватили меня за загривок, а я лила собачьи слезы, но только уже не была псом, а каким-то беззащитным зверьком – кроликом или крысой – и меня подняли над землей два больших человека. Их лица прорезали жуткие ухмылки, а глаза, фасеточные, таращились с научным интересом.

– Сколько парацетамола ты выпила? – спросила страшная Веля, поднося к моей шее шприц.

Я засучила лапками.

– Как часто красила губы? – протянул Зева, подводя к моей шейке провода.