А вот и Ренар Монтегрейн, отец Рэймера, которому она также никогда не была представлена, но не единожды видела его на светских мероприятиях. На портрете он был запечатлен еще совсем молодым, тем не менее оставался легко узнаваемым.

Со следующего холста блистала красивейшая светловолосая женщина. Разумеется, снова без подписи, но логично было бы предположить, что прекрасная незнакомка была супругой Ренара Монтегрейна и матерью нынешнего хозяина дома.

Подтверждением этой догадки являлись следующие портреты: Рэймера и белокурой девушки, надо понимать, сестры, ныне — леди Боулер. Рэймеру на портрете было не более двадцати, именно так он выглядел в их с Амелией первую встречу. С сестрой они были схожи разве что разрезом и цветом глаз. Помимо светлых волос, Луиса была обладательницей пухлых губ и маленького вздернутого носа, точь-в-точь как у матери.

Портрет Луисы был последним. Изображение покойной жены младшего Монтегрейна отсутствовало. Только ли потому, что она так и не родила наследника? Или же по причине постоянных болезней ей было не до позирования художникам? Или — Амелия вспомнила поведение супруга в храме — Рэймеру было плевать на традиции?

Хотя, может, оно и к лучшему? Мэл не была уверена, что хотела бы видеть на этой стене свой портрет. Это было бы… кощунственно. Она здесь не для того, чтобы по-настоящему войти в эту семью, а по одной конкретной причине — сделать так, чтобы род Монтегрейнов прервался уже навсегда.

От этой мысли Амелия передернула плечами и поспешила покинуть данный коридор, будто и правда совершила нечто непотребное, разглядывая портреты людей, к которым она сама не имела ни малейшего отношения.

Так и не найдя по дороге Дафну и не встретив никого из слуг, Мэл решила вернуться в свои покои, дорогу до которых запомнила: нужно было лишь подняться по лестнице и повернуть налево. Оттуда она сможет вызвать служанку сама, а если та где-то далеко, то спокойно дождаться или ее, или дворецкого, который навряд ли забудет о своем обещании все ей здесь показать.

Рассудив так, Амелия направилась в выбранном направлении, но, сделав еще несколько шагов, замерла, услышав голоса и так и не завернув за угол, за которым справа находилась лестница, а слева парадный вход в дом.

— Ну, как поездка? — произнес кто-то с усмешкой.

Голос показался Амелии смутно знакомым, но она не смогла сразу сообразить, кому он принадлежит. Вероятно, к хозяину поместья с утра пораньше заехал кто-то из знакомых.

А вот обладателя второго голоса определила сразу.

— А ты как думаешь? — ответил своему невидимому спутнику Монтегрейн. — Неделя без тренировок, и все. Если бы Джо был не таким послушным, свернул бы шею.

Судя по интонации — кто-то из близких знакомых.

Амелия замерла, практически вжавшись в стену.

Выйти и помешать? Или подождать, вдруг они уйдут наверх или в левое крыло? В любом случае, если Мэл сейчас появится из-за угла, это будет выглядеть так, будто она подслушивала. А она, конечно, подслушивала, но не специально!

— Экипаж тебе в помощь, друг мой, — ехидно отозвался все еще не узнанный первый.

Шаги, перестук палки Монтегрейна по плитке пола в холле.

Амелия воровато обернулась. Попытаться незаметно уйти той же дорогой, как и пришла? Только если беседующие повернут именно сюда, ее побег будет выглядеть еще хуже…

— Поездил неделю в экипаже, спасибо, — тем временем огрызнулся Монтегрейн. — Теперь заново привыкать к седлу.

И Амелия так и осталась на месте.

Собеседник фыркнул.

— Ты заново учился ходить. Научился же. Так что седло — дело десятое!

Ответа не последовало, а вот шаги зазвучали громче — кажется, к лестнице… — и вдруг снова смолкли: мужчины остановились. А Амелия запоздало сообразила, что навряд ли Монтегрейн с его больной ногой обитает в комнатах на втором этаже или вообще часто посещает второй этаж.