Однако откуда у меня взялся этот 1% сомнения? Да я и сам не знаю. Но, наверно, всегда, когда речь идет о каком-то сборе или мероприятии и когда нужно тупо собрать народ, у организатора присутствует определенная неуверенность в конечном успехе сего действа. И даже если все в один голос крикнут, что, дескать, «мы пойдем!» и «куда ж без нас?!», необходимо все равно учитывать возможность форс-мажора. Я не случайно говорю об этом, потому что даже наш великий организатор Костя не раз сталкивался с этим, и, кстати, именно отсюда и проистекает его громадный опыт. Но, действительно, сколько раз соратники из Компании в последние секунды перед чем-то важным заболевали, просыпали, отравлялись, все на хрен забывали или находили какие-то неотложные дела?!.. Да много раз! Так что пусть Читатель рассудит вместе со мной, что если собрать воедино все эти возможные форс-мажорные ситуации, то вот и получится 1% сомнения, волнения и страха за полный провал. Да, наверно, следующий день убедительно показал и доказал, насколько ничтожными и пустыми они были, но… ведь все это уже случилось после.

Тем временем мои ожидания поспешили материализоваться – наступил долгожданный понедельник. Погода предстала в сей день не особенно радостной – не было солнца, – но сегодня меня это волновало не так сильно, как возможность дождя и сильного ветра. В Питере осенью дождь – частый гость, а ветер – постоянный, – однако в этот день оба были совсем нежеланными, ибо они обычно главные враги при дворовой игре в пинг-понг. Но пока, к счастью, их не предвиделось, и это уже радовало.

Следуя договоренности, мы с Костей встретились в 10:00 у крыльца. Я сразу же рассказал ему про теннис и про Виталика, – а в ответ, к безумной радости, увидел всенепременное желание Таганова принять участие в намечавшемся теннисном празднике. Кстати, подумали мы и о том, чтобы пойти к столу сразу же после выхода из школы, – но тут, конечно, все уже целиком и полностью зависело от времени. Нужно было еще зайти домой за ракетками… да и вообще, сейчас мы больше думали о вчерашнем школьном происшествии.

Поднявшись на второй этаж, мы сразу же встретились там с Щепкиной, которая, очевидно, вовсю нас ждала. Без промедлений она провела Костю и меня в актовый зал, где, как оказалось, уже трудились некоторые учителя.

Там был, разумеется, наш трудовик Михаил Геннадьевич Басурманов – он активно работал, стремясь закрыть образовавшуюся яму, но, судя по всему, столкнулся с непредвиденными трудностями, поэтому лицо его выражало недовольство и озадаченность одновременно. Рядом суетился Долганов, наверняка обдумывавший в голове, как бы сделать все это побыстрее, – чтобы как можно скорее свалить из школы. Дело в том, что он всегда очень трепетно относился к своим выходным, а понедельник для него таковым и являлся. Поодаль стояли еще какие-то женщины (видимо, учителя начальных классов) – они о чем-то базарили, причем по эмоциональности их болтовни я быстро смекнул, что беседа их продолжается уже как минимум час.

Дарья Алексеевна обратила внимание Басурманова и Долганова на наш с Костей приход, и вскоре мы, наконец, увидели суть проблемы.

Заключалась же она, строго говоря, в том, что добрая четверть закулисной части сцены была в поистине критическом состоянии. Помимо ямы, именно в этой четверти выделялись и хорошо чувствовались все дефекты покрытия; там ощущалась явная непрочность… – в общем, того и гляди, что на хрен все провалится.

После того, как мы с Костей с осторожностью осмотрели состояние сцены, у Таганова появились очень интересные мысли: