Когда все покинули камбуз, не считая двух официанток, равнодушно собирающих грязную посуду, я вышел через служебный вход и очутился на корме. Постояв там несколько минут, осторожно обогнул корму и спустился по металлическому трапу в нижнее отделение. Здесь располагался служебный персонал. Стараясь ступать мягко, я с ловкостью кошки пробирался по проходу и прислушивался ко всем звукам. Голос Виктора узнал бы из тысячи, но внизу было тихо. Видно, после ужина весь свободный персонал собрался наверху для обсуждения плана на завтрашний день.

Я толкнул несколько дверей, они были закрыты. Становиться жертвой не хотелось. Заприметив вентиляционную трубу, тянувшуюся под самым верхом вдоль всего прохода, я подпрыгнул и ухватился за ребро жесткости. Вскоре очутился на вентиляционной трубе и снизу сделался совсем невидимым.

Послышались шлепающие шаги. Чуть приподняв голову, я увидел молодую девушку. На ее плечо было накинуто широкое цветастое полотенце, в одной руке она несла увесистый пакет, в другой – бутылочку шампуни. После того, как захлопнулась за ней дверь, послышался специфический шум водопроводной воды. Потом прошли два механика, за ними полная пожилая женщина. Его шаги я узнал сразу. Вернее, почувствовал, как настоящий охотник. Виктор, слегка покачиваясь, твердо ступал слоновыми ногами. Он уверенно подошел к душевой и пнул дверь.

– Катерина! – глухо крикнул он и еще раз пнул. – Не слышишь, что ли?! – ему что-то ответили за дверью. – В двадцать третью! Поняла?! – жестко сказал он. – Все! Давай живей! Тебя там уже ждут!

Виктор постоял с минуту у двери. Медленно развернулся и потащился обратно по трапу на палубу.

Я бесшумно спрыгнул с трубы и, стараясь быть незамеченным, осторожно поднялся по трапу следом. Уже начинало темнеть.

Двадцать третья каюта находилась в обособленном месте и удачно пряталась от посторонних глаз. Я, выбрав незаметную позицию, засел за стеклянной дверью в музыкальном салоне. Скоро послышался легкий стук каблучков. Это шла расфуфыренная Катерина. Короткое вечернее платье соблазнительно подчеркивало женские прелести. Катерине эта каюта знакома – к ней прошла без остановки, так и не подняв опущенной головы. Дверь была открыта. Катерина, не стучась, вошла в каюту. Через полминуты заскрежетал замок – дверь закрыли.

Я уже дернулся, чтобы выйти наружу, когда опять послышались тяжелые шаги. Это шел он. Я почувствовал его сразу, хотя глаза еще не видели.

Виктор приблизился к двадцать третьей каюте и прислонил ухо к двери. Судя по расплывшейся в улыбке бульдожьей морде, происходящим был доволен. Подойдя к соседней каюте, он мягко открыл дверь и вошел вовнутрь. Дверь так же мягко и бесшумно закрылась за ним.

Я покинул музыкальный салон и осторожно подкрался к каюте, где только что исчез Виктор. Легонько нажал на дверь, и она поддалась. В образовавшуюся узкую щель я увидел застывшего Виктора, тот напряженно смотрелся в зеркало, висевшее на смежной стене с двадцать третьей каютой.

Решение созрело мгновенно. Проворно заскочив в каюту, я внезапно оказался около Виктора, и он даже не успел повернуть голову, как получил точный удар в сонную артерию. Каюту заполнил резкий хруст выворачиваемых шейных позвонков, и парализованное массивное тело, поддерживаемое мною, безвольно опустилось на мягкий ворсистый палас. В зеркале мелькнули какие-то тени. Я машинально напрягся и приготовился к очередному броску. Но, осмотревшись, сразу все понял. Зеркало являлось смежным окном с соседней каютой, откуда, судя по всему, ничего не было видно. Там занимались любовью.