А еще мама постоянно пытается залезть мне в голову и это просто выводит из себя! Она, не прекращая, говорит, говорит, говорит, а я просто делаю вид, что слушаю, а под конец бросаю что-нибудь неприятное, чтобы задеть ее. Иногда я не могу терпеть ее голос, просто срываюсь и ухожу. Но чаще остаюсь, показывая ей, как мне безразлично все то, что она пытается до меня донести. Я намеренно делаю ей больно, и от этого мне почему-то становится легче.

Прошло уже шесть лет. Я когда-нибудь перестану тебе писать? Надеюсь, что твоя жизнь уже не та, что прежде. Что ты обрела душевное равновесие и стала по-настоящему счастливым человеком. Я хочу верить в это, Трикси. Всей душой.

Знаешь, я слишком долго писал это письмо. Сначала думал, что когда-нибудь смогу показать тебе эти строчки и мы, как и раньше, могли бы посмеяться над ними вместе. Но со временем, когда я вырос, понял, что это невозможно. Реальность происходящего обрушилась на меня слишком поздно. Но зато, когда это произошло, я чуть ли не на стены лез от отчаяния. Надежды словно не осталось. Она стала неуловимой.

Будет неплохо, если я сбегу из этого дома. Меня все равно больше ничего не держит в этих стенах. Здесь только одни воспоминания, от которых я желаю поскорее избавиться! А родители… да они будут только рады отделаться от меня.

Наверное, сейчас я понял, что у меня уже нет той надежды, что прежде. Сейчас… прости, но я готов тебя отпустить.

Господи, как же глупо вышло… Моя жизнь – одна большая бессмыслица. Я никогда не смогу простить своих родителей за то, что они сделали с нами. Если бы ты только знала правду, то возможно бы никогда…

Слезы капали на бумагу, которую я едва держала в руках. Чернила выцвели, и я не смогла разобрать конец письма, а потом начала плакать так сильно, как еще никогда в жизни не плакала.

Алекс все это время думал обо мне точно так же, как и я о нем. Конечно, я повзрослела, но в моей жизни ровным счетом ничего не изменилось. Я ненавидела себя за то, что в первую очередь не приехала сюда. Я была настолько эгоистична, что думала только о себе!

Алекс ни в чем не виноват, и он имел право знать, что я снова находилась в Бостоне. Он был моим единственным другом, и об этом хотелось кричать во все горло. После смерти мамы страх прокрался в каждую клеточку, и я боялась, сойти с ума. Но Алекс был единственным человеком, которому я безоговорочно доверяла. Мы всегда были близки.

Я плакала еще какое-то время и только спустя несколько минут выдохнула, стараясь прийти в себя. Я положила письмо в бардачок, наблюдая за тем, как ветер вихрем закручивал опавшие листья на капоте машины. Собравшись с мыслями, вспотевшей рукой схватилась за металлическую ручку и вышла наружу.

В горле образовался огромный ком. Я чувствовала, как неистово билось сердце. Посмотрев в отражение стекла, я вытерла слезы, пытаясь привести внешний вид в порядок. Я обязана была перебороть страх, который так и грозил раздавить меня в лепешку.

Я пересекла улицу, миновав лужайку, и чувствуя, как на улице начал моросить мелкий холодный дождь. Стоило оказаться возле белой двери, я еще какое-то время медлила, прожигая взглядом деревянную поверхность. В детстве эта дверь всегда казалась просто гигантской. Я сделала еще один глоток воздуха, выдохнула и наконец, нажала на звонок. Через некоторое время я услышала скрежет в замке и замерла. Возбуждающее покалывание пробежало по спине. Когда дверь распахнулась, я затаила дыхание, увидев перед собой женщину сорока лет. Не сразу, но я все же ее узнала. Светловолосая, с зелеными глазами и прекрасной улыбкой. За эти годы ее лицо покрылось небольшими, но заметными морщинками. Она стояла передо мной в красивом платье, такая милая, домашняя, все та же изящная женщина. Миссис Хортон бросила на меня настороженный взгляд, по ее выражению лица тяжело было что-то понять.