Местные… Внезапно вспомнив о Лешем, я ощутил себя самым настоящим идиотом. Какого черта я сразу ему не позвонил?! И Леха, и Митька отлично ладили с Гаем и запросто могли за ним присмотреть, правда, лишь при условии, что пацаны сами все еще тусили в Речном.
Я стянул зубами варежку и одеревеневшими от холода пальцами набрал Лешего. Речное славилось своими проблемами со связью, вот и я, как ни поднимал мобильный к небу, поймать сигнал не сумел. Тишина вместо гудков немыслимо раздражала, а надежда на теплый угол и стакан горячего чая таяла на глазах.
– Гай! – прокричал я, скорее, на автомате. – Ко мне, Гай!
Отчаяние подкатывало к горлу. Проклятая вьюга сбивала с ног. Но стоило мне только услышать вдалеке знакомый лай, как у меня открылось второе дыхание. Почти вплавь преодолев с десяток метров зыбких сугробов, я, наконец, выбрался к какому-то подобию дороги. Куда она вела, я понятия не имел и, сколько ни вертел башкой по сторонам, никак не мог сориентироваться. И вроде все здесь было знакомо, но под толщей снежного одеяла картина местности виделась мне весьма смазанной. Я снова схватился за телефон, правда, теперь набрал уже номер Добрынина. Мне повезло: Митька ответил.
– Погоди, Луч! Давай еще раз: где ты?
– Говорю же, на берегу.
– Это че, пранк такой? – послышался на заднем плане густой хохот Лешего. – Рили, по льду шел? Ну ты и отмороженный, Илюха!
– Где именно, Рыжий? – И снова Митька. В отличие от Лехи ему явно было не до смеха, как, впрочем, и мне.
– Хрен его знает! Здесь ни черта не видно, кроме снега и бесконечного ивняка!
– А берег высокий? – вдруг пропищала в трубку Скворцова. Я понятия не имел, что Варька забыла на уборке снега, но стало ясно: Добрыня врубил громкую связь.
– Нет, пологий весьма.
– Луч, – перестав ржать, взял слово Леший. – Ивняк по левую руку оставляй. Метров через двести выйдешь к дому Спиридона, а оттуда Речное как на ладони. Мы щас тебе навстречу рванем. Ты, главное, держись там, ладно?
Я кивнул: отвечать реально уже не было сил. Сунул мобильный в карман и, следуя совету Камышова, свернул правее. Треклятые двести метров, казалось, шел целую вечность. Не чувствовал ног, да и со стороны, наверно, был похож на снежного человека. Господи, как же чесались руки оторвать Гаю уши за такую подставу, но, пожалуй, куда сильнее хотелось простого тепла.