Раскрасневшийся, взъерошенный как воробей после дождя, он бежал мне наперерез и гневно размахивал руками. Голос его мощным раскатом заглушал гул движка и эхом разлетался на добрые километры вокруг. В любой другой день я бы заметно напрягся, но на сегодня лимит переживаний был исчерпан.

— Первый! — стянув с башки шлем, прокричал я в ответ. Не хотел ругаться, оправдываться, извиняться. В конце концов, победителей не судят. — Я первый!

— Какой ценой? Жить надоело, Илюха? — не унимался Михалыч, будто не знал, как долго я шел к этой победе.

Сегодняшний заезд был решающим. Последний отборочный в этом сезоне, он обещал стать моим пропуском в мир большого спорта. Попасть в юниорскую сборную по сноукроссу было моей мечтой детства, и вот она почти исполнилась.

— Ты давай мне, глаза свои бесстыжие не закатывай! — тем временем набирал обороты Михалыч. Я уже успел отогнать снегоход на стоянку, а тренер по-прежнему вправлял мне мозги. — Неужели не понимаешь, парень, я за тебя в ответе! Случись с тобой что…

— Ну не случилось же, Артем Михайлович, — выпустив облако белесого пара изо рта, перебил я и, поежившись, сунул руки в карманы спортивного комбинезона. Крещенские морозы в этом году пришли в наш город с опережением графика и, казалось, крепчали с каждой минутой.

— Замерз?

— Немного.

— Ладно, дуй в теплушку, Лучинин. Но имей в виду, разговор не окончен!

Кивнув, я подхватил висящий на ручке руля шлем, но уходить не спешил — в голове копошился главный вопрос, не задать который я просто не мог.

— Артем Михайлович, — до одури смелый на трассе, сейчас я косым зайцем робел перед лицом неизвестности, — а Соколов меня видел? Что решил? Возьмет в сборную?

Михалыч покачал головой, а у меня чуть сердце не остановилось. Неужели все было зря: два года тренировок, бессонные ночи в гараже, шлем этот дорогущий вместо навороченного смартфона? Как же так? Я ж за хвост держал свою птицу счастья, но, по всему выходило, что упустил.

— Иди грейся, Лучинин, — Михалыч похлопал меня по плечу, а потом криво так ухмыльнулся и произнес: — За тобой место. За тобой.

Греться? Да я забыл про холод сию минуту. Готовый расцеловать целый мир, я не нашел ничего лучше, как налететь с объятиями на Михалыча.

— Рили? Вы не шутите? Я в команде?

— Рыжий, угомонись!

— Я в сборной! В сборной! Спасибо!

— Лучинин! — недовольно запыхтел в моих руках инструктор. Мужиком он был суровым и все эти мимимишные проявления чувств терпеть не мог. — Смотри у меня, Илюха, передумаю! Коновалова вместо тебя поставлю.

— Да у Тёмы вечно проблемы: то жиклер замерзнет, то масло потечет. Замучаетесь вы с ним, Артем Михайлович, — понимал же, что мужик шутит, но от греха подальше отпустил его и отошел на пару шагов. — Вы же знаете, лучше меня нет.

— Знаю, — нехотя согласился Михалыч. — Но еще одна такая выходка на повороте, и я тебя, Лучинин, близко к трассе не подпущу. Уяснил?

— Так точно! — деланно отчеканил я, а сам, как последний дурак, самодовольно улыбнулся во всю свою конопатую рожу. Благо за балаклавой было ни черта не разобрать.

От снегоходной стоянки до местной теплушки, заменяющей любителям сноукросса в Собиново и раздевалку, и буфет, и склад инвентаря, пролегала извилистая дорожка, с обеих сторон окруженная массивными сугробами. Обычно в дни соревнований здесь было не протолкнуться, но сегодняшний заезд сделали закрытым, а потому по снежному лабиринту я брел в полном одиночестве. В левой руке держал шлем, правой пытался набрать сообщение отцу.

Батя не особо разделял мое увлечение сноукроссом, а мать и вовсе недолюбливала зиму из-за моего пристрастия к снегоходному спорту, но палки в колеса ни тот ни другой не вставляли. Переживали, отговаривали — это да! — но решение всегда оставляли за мной. Несмотря на страх, в меня верили. За улыбками прятали безмерное волнение и просили только об одном — не рисковать собой. Мечтали, что однажды я все это брошу и с головой уйду в учебу, а пока помогали с выбором самого крепкого шлема и ремонтом техники, и радовались моим успехам, как своим. Вот и сейчас на сумбурное сообщение отец незамедлительно ответил, что ни разу не сомневался в моей победе, а я лишь крепче сжал мобильник в ладони. И пусть уродился я рыжим и конопатым, рослым и не особо симпатичным, мне безумно повезло с семьей. Отец, мать, братья, дед с Гаем — они были моими крыльями за спиной, ну а друзья — те два придурка, что прямо сейчас, размахивая руками, сивыми меринами скакали в конце заснеженного туннеля и скандировали мое имя, — главным источником силы.