Эдуард Николаевич начал было читать, но строки сливались, и он, вяло перелистнув страницы, расписался, где указали.

– Я могу идти? – тихо спросил он.

– Пожалуйста, – разрешил следователь и неожиданно посочувствовал: – Что-то вид у вас, Эдуард Николаевич, неважный. Приболели?

– Да… Немного. Кхе-кхе, – притворно кашлянул Эдуард и, неловко повернувшись, пошел, не выбирая дороги, к скверу. По мере удаления от моря шаги его все ускорялись и, наконец, скрывшись от чужих глаз за высоким кустарником, он побежал…

* * *

Поздним вечером в одном из кабинетов уголовного розыска сидели двое местных оперов из убойного отдела и один прикомандированный к ним из милиции другого города. Старший опер Сизов, скрестив длинные ноги, сидел в кресле, прихлебывал, словно воду, из горлышка бутылки водку и в дополнение нещадно дымил сигаретой. Сидевший напротив него опер Терентьев морщился. Настроение у всех троих было мрачное.

– Третий труп за два месяца, черт побери! И никакой зацепки, – зло сказал между глотками Сизов.

– М-да-а, – задумчиво проговорил Терентьев. – Почерк получается один и тот же. Разница лишь в том, что первого в море скинули, а следующих двух оставили на том месте, где «мочили». Похоже, мужики, серийный убийца в нашей местности орудует. Короче говоря, маньяк завелся.

Сизов поставил бутылку, смял окурок в морской раковине, приспособленной под пепельницу, и процедил сквозь зубы:

– Попадет, зверюга, когда-нибудь. Все равно проколется на чем-нибудь, гад… Правильно я говорю, Юрка?

Вопрос был к прикомандированному. Он, не отрывая глаз от оперативного дела, которое изучал весь день с самого утра, высказал свою точку зрения:

– В чем-то ты прав. Но ждать, по-моему, не стоит, когда мокрушник сам проколется. Он может затаиться, и что тогда? Нет, надо искать его поактивнее, и возможно, тогда он начнет метаться и чем-нибудь себя выдаст.

Сизову Юркины слова не понравились, и он еще больше насупился:

– Ты читай, читай, Юрок, до конца. Тебя же на помощь прислали, вот и придумывай версии. Мы до тебя тут не один десяток раз весь город лопатили. Теперь ты поработай. Умничать каждый может.

Юра обиделся:

– А я и читаю. Уже вторые сутки читаю. Башка трещит, желудок бунтует. Пожрать бы лучше сообразили командировочному.

Сизов устало отмахнулся. Снова взял бутылку и, глотнув, протянул водку Терентьеву. Но тот отказался:

– Не. Ты же знаешь, я без закуски не могу.

– Ну как хочешь, – обиделся Сизов.

Он еще несколько раз глотнул и, поставив бутылку, заговорил уже примирительно:

– И в самом деле, пожевать бы. Времени-то до хрена, а мы даже не обедали. Давай-ка тряхнем карманами.

– Не густо, – сообщил Терентьев, пересчитав рубли и пятерки монетами. Набралось всего-навсего пятьдесят рублей. – Ладно, знакомая сегодня работает в ночь, одолжу кило колбасы и пару флаконов…

Прошло минут пять после ухода Терентьева в магазин, и Юрка вдруг заорал:

– Есть же, блин, над чем работать! Есть!

Сизов резко повернулся к нему, едва не свалившись со стула:

– Чего орешь?! Явку с повинной, что ли, увидел?! Так их несколько было. Чуть перегнешь – и готово. «Вышку» отменили – страх поубавился. Теперь и «мокрое» не боятся грести на себя.

– Да нет же! Слушай сюда… Медведев Эдуард Николаевич, шестьдесят второго года рождения, раз, он же – два, он же – три…

Юра выложил перед Сизовым три ксерокопии протоколов осмотра места происшествия.

– Ну? – не понимая, к чему клонит прикомандированный коллега, буркнул Сизов.

– Что ну?! – разгорячившись, взорвался Юрий. – Все три раза этот козел Эдуард Николаевич понятым в осмотрах участвовал. Как это, по-твоему, могло получиться? «Мокрухи» в разных местaх города, а он тут как тут, ранехонько… Да он раньше всех о них знал, потому как сам и «мочил».