Когда напарники уже выходили из кабинета, генерал их окликнул. Они обернулись.

– Вспомнил, где я слышал фамилию, – пояснил Орлов. – У соседей дочка фанатеет от рок-музыки. От нее и слышал. Или от ее родителей.

Друзья переглянулись, усмехнулись и вышли. Лев Иванович повернулся к Крячко:

– Иди, наверно, карауль звонок от Жени, а я попробую разузнать про Киру.

– Заметано, – кивнул Стас. – Тем более что он мне уже позвонил, пока мы у начальника сидели.

Выяснить про историю смерти Киры Лифановой оказалось не таким уж сложным делом. Следователь, которая ей занималась, давно знала Гурова, поэтому охотно рассказала ему по телефону подробности.

– Там не явный криминал, – пояснила она. – По крайней мере, ничего такого не всплыло, пока я с этой девицей ковырялась.

– Самоубийство? – уточнил сыщик.

– Скорее всего. Следов насилия или каких-то прижизненных отметин и травм на трупе не нашли. Девчонка свалилась в речку и захлебнулась. Были, конечно, следы от удара об воду, но это, сами понимаете, Лев Иваныч, не насилие.

– Ну еще бы. А выяснили, почему она это сделала?

– Я беседовала с ребятишками из ее компании. Они сказали, что девочка была в долгой депрессии. Мол, творческий кризис и все такое прочее. Тем более молоденькая, двадцать два ей было.

– Да, в этом возрасте все невзгоды кажутся чуть ли не катастрофой.

– Вот именно. Правда, эти принеформаленные ребятишки таких теорий нагородили, что хоть стой, хоть падай, одна хлеще другой. Хоть многотомный роман пиши.

– Типа инопланетян или барабашек? – не удержался от усмешки Лев Иванович.

– Да, нечто вроде, с сильным уклоном в мистику. А чего это вы вдруг заинтересовались этим делом? Если не секрет, конечно.

– Не секрет, Катюш. Просто мы тут расследуем одно убийство, и один товарищ в нем признался. И не только в нем, но и в убийстве этой Лифановой пять лет назад.

– Но… – понимающим тоном произнесла следователь Катя и сделала многозначительную паузу.

– Но дело в том, что этот якобы убийца, как бы тебе сказать…

– Псих, – подсказала собеседница.

– Наркоман бывший. А может, и не бывший.

– Да, и такое может быть, – согласилась Катя. – Не сегодня завтра признается еще и в покушении на Ленина вместе с Фанни Каплан.

– Я бы не удивился.

– Я тоже. Каких только не повидала чудачков за свои годы работы.

– И не говори. Просто потерпевшую знал, вот и навоображал невесть что, непонятно только зачем.

– Ой, Лев Иванович, да кто их разберет, этих обдолбышей? У них вечно то Меркурий во втором доме, то черти по углам бегают.

– Это точно. Слушай, я на всякий случай все же спрошу: из этих знакомых Лифановой не попадался такой Николай Терентьев? Правда, он постарше Киры лет так примерно на пятнадцать-двадцать.

– Терентьев… – повторила следователь и немного помолчала. – Нет, кажется, такого не было. Тем более такого старого. Ну, по сравнению с этими сопляками. Это он, что ли, берет на себя смерть этой девицы?

– Он самый. Ладно, Катюша, спасибо тебе огромное.

– Было бы за что. Звоните, если еще что-нибудь надо будет.

– Обязательно.

Что и требовалось доказать, мысленно отметил Гуров, повесив трубку. Виновных нет, следов насилия тоже, дело прекращено, Терентьев не засветился. Да и вину его будет доказать сложно, пусть даже он хоть сто раз признается и чистосердечное напишет – прямых улик и доказательств нет.

Сыщик посмотрел на Крячко, который копошился в компьютере, периодически глядя на экран телефона.

– Что, Лев Иванович, хорошего нам скажете? – поинтересовался напарник, не отрываясь от своего занятия.

– Смотря что хотите услышать, Станислав Васильевич, – улыбнулся Гуров.