«Никто не понимает».

Через несколько домов на обочине виднелся прилавок с фруктами и овощами. Я рванула прямо, но Соня схватила меня за рукав, утягивая в обход.

– Ведь так быстрее, – удивилась я, – Просто перепрыгнем яму. – но Соня потащила меня направо.

На деревянном прилавке пестрели фрукты и овощи: помидоры, огурцы, кабачки, огромные яблоки и много всего другого – прямо как у нас. Сверху на прищепках свисали упаковки с хрустящими закусками и чем-то еще. Старый продавец дремал в гамаке у входа и поднялся только тогда, когда Соня постучала по прилавку. Глаза его светились улыбкой, а изо рта торчала травинка, свисающая до самого выреза майки.

Старик натянул шлепанцы, плеснул в картонные стаканы чая из дымящейся кастрюли и поплелся к нам, негромко напевая себе под нос. Отдал нам стаканы и стал неторопливо наполнять пакеты, изредка почесывая загорелое плечо.

Все изменилось в один миг, когда сзади раздался звериный рык. Старик застыл от ужаса, а я, обернувшись, увидела волка. Ноги мгновенно ослабли, в голове опустело, а в ушах загрохотал пульс. Оскалив клыки и подергивая носом, волк сверлил меня злобным взглядом. Осторожно ступая на согнутых лапах, он готовился напасть. Время не двигалось, и никто не двигался. Кроме зверя, который подбирался все ближе.

 Вдруг из леса выбежал парень. Держа в руках черную палку, он встал между мной и волком и долго смотрел ему в глаза. Зверь заскулил и, прижимаясь к земле, начал отступать, оставляя следы когтей на пыльной дороге. Затем он наткнулся на куст и что было сил бросился в лес.

Парень повернулся ко мне. Темный взгляд, будто черная дыра, затягивал, погружая в бездну.

Чем ближе подходил мой спаситель, тем сильнее грохотало в висках, и тем глубже я проваливалась в пустоту. Прежде чем потерять сознание, я увидела длинный шрам на его загорелом лице. Сквозь накрывающую пелену в уши проник низкий шепот:

– Возвращайся домой и забудь обо всем, пока не поздно.

Теплая ладонь накрыла мои веки, и все вокруг погасло.

***

Когда я пришла в себя, парня уже не было, а моя голова лежала у Сони на коленях.

Сын ювелира – вот кто это был. Соня его знала, потому что ювелир – лучший друг ее отца. Сын его всегда ходил один, странный и пугающий, появлялся неожиданно и так же внезапно исчезал. Никто не знал, чего он хотел, а потому все его избегали.

Остаток дня мы бродили по комнатам, изучая дом. Соня показала огромную террасу на крыше, открытую всем ветрам. Именно там я запланировала организовать свой первый пленэр, хоть понимала, что под солнцем акварель высохнет быстрее, чем требуется для работы.

Напевая, Дана кружила по дому, и я тогда подумала, что никогда прежде не видела ее такой счастливой. С ее лица не сходила улыбка.

К вечеру все разошлись по комнатам, а мои мысли вновь и вновь возвращались к сыну ювелира.

Следующим утром моя жизнь разделилась на «до» и «после».

В розовом доме на холме царила атмосфера отчаяния.

Ближе к обеду пришли двое – мужчина лет пятидесяти и… тот самый сын ювелира. Увидев его, я споткнулась на ровном месте, а щеки мгновенно залила краска.

Взрослый гость, не церемонясь, утонул в бежевых подушках дивана. Дядя Раджив устроился напротив. Сын ювелира плюхнулся на еще теплое после Карри место, и резные качели заскрипели, балансируя между стеной и чайным столиком.

– Садись, милая, побудь с нами, – дядя похлопал по месту рядом, заметив, что я собиралась уходить, – Это Мила. Милена, наша племянница. На каникулы приехала с сестренкой и вот что вышло, – дядя тяжело вздохнул и опустил глаза.

Как и все другие здесь, он говорил на смеси странного английского и хинди, но я понимала большую часть разговора.