Знание паттерна – это предсказание, а предсказание – это влияние. Если вы сумели расшифровать основной сценарий поведения человека, вы становитесь его негласным прорицателем, способным предвидеть его реакции наперед. А это, согласитесь, дает вам колоссальное преимущество! Вы можете либо мастерски обходить стороной те ситуации, где его "баг" в программе создаст вам проблемы, либо, наоборот, использовать его предсказуемость в своих, не всегда кристально чистых, целях. А если уж у вас проснулись (во что Грин, кажется, не очень верит) благие намерения, то вы даже можете попытаться помочь бедолаге осознать его повторяющийся кошмар.

Но прежде чем лечить других, загляни в себя, о, мудрейший! Грин, не изменяя себе, призывает нас направить этот беспощадный прожектор самоанализа и на самих себя. Попробуйте, говорит он, распознать свои собственные навязчивые сценарии, те грабли, на которые вы наступаете с особым энтузиазмом. Ведь осознание – это первый, пусть и маленький, шажок к тому, чтобы перестать быть стопроцентной марионеткой своих внутренних демонов. Хотя, судя по общему тону, Грин, похоже, не питает особых иллюзий относительно возможности кардинального изменения этих глубинных, въевшихся в плоть и кровь, паттернов.

Итак, Четвертый Закон Роберта Грина рисует нам довольно безрадостную картину: человек – это существо, чья свобода воли стиснута невидимыми, но стальными тисками его прошлого и характера. Мы – всего лишь машины, послушно работающие по заложенным в нас с детства программам. Весь вопрос лишь в том, хватит ли у нас ума и смелости, чтобы попытаться расшифровать этот код – как свой, так и чужой. И снова, это невероятно сильное и, во многом, фаталистичное утверждение, которое буквально кричит о необходимости пристального и критического взгляда со стороны как философии, так и глубинной психологии. Действительно ли мы так жестко запрограммированы на несчастье или успех? Или все-таки в этой сложной программе есть место для импровизации и свободного творчества? Вопрос, как говорится, остается открытым.

Стоит нам только прислушаться к четвертому постулату Роберта Грина – о том, что наши жизни подобны рельсам, проложенным в далеком прошлом нашим же характером, – как мы тут же оказываемся в самом эпицентре одной из старейших и самых горячих философских битв: есть ли у нас, хрупких созданий, хоть капля свободы воли, или же мы все – лишь винтики в гигантском, неумолимом механизме предопределенности, именуемом детерминизмом?

Детерминизм, если попытаться ухватить его суть без лишних сложностей, – это глубокая философская убежденность в том, что каждое событие во Вселенной, включая каждую нашу мысль, каждый наш выбор, каждое, казалось бы, спонтанное действие, на самом деле является неизбежным следствием всех предшествующих событий, разворачивающихся по строгим, незыблемым законам природы. Вообразите Вселенную как исполинский часовой механизм, безупречно заведенный в незапамятные времена. Если бы кто-то обладал знанием всех до единой шестеренок этого механизма – то есть, знал бы все начальные условия и все законы физики, а в несколько упрощенной, «гриновской» версии, психологии – он мог бы с абсолютной точностью предсказать не только солнечное затмение через тысячу лет, но и то, какой сорт кофе вы предпочтете завтра утром, какой галстук повяжете или какое слово оброните в споре. В такой суровой картине мира свобода выбора превращается лишь в красивую иллюзию, приятное, но в корне обманчивое ощущение, будто мы сами что-то решаем, в то время как наш «выбор» уже давно просчитан и является единственно возможным, фатальным результатом бесконечной цепи причин и следствий.