На первый, неискушенный взгляд, это звучит на удивление здраво и даже перекликается с призывами к глубокому самоанализу и неустанному саморазвитию, которые лежат в основе многих серьезных психологических практик и духовных учений. Однако, учитывая общий, весьма специфический контекст всей философии Грина, здесь, как и всегда, обнаруживаются важные нюансы и потенциальные подводные камни, способные увести нас от конструктивного пути.

Но, как всегда с Грином, дьявол кроется в деталях, а точнее – в цели этого самого самопознания. В его прагматичной системе координат главная задача такого интроспективного погружения – это не столько путешествие к внутренней гармонии, обретение целостности или построение более здоровых, искренних отношений с окружающими. Нет, это скорее холодный расчет, направленный на обретение тотального контроля над собственной предполагаемой «слабостью» и, в идеале, на превращение обнаруженной «уязвимости» в отточенный стратегический инструмент. Тебе нужно досконально изучить свои «кнопки» не для того, чтобы их исцелить, а в первую очередь для того, чтобы не позволять другим на них нажимать, и, возможно, чтобы научиться еще искуснее управлять тем образом, который ты проецируешь на внешний мир, добиваясь нужного, заранее спланированного эффекта. Это самопознание с сугубо прагматической, почти инструментальной, если не сказать, утилитарной, целью.

И вот тут-то, за этим прагматичным подходом, и таится одна из главных ловушек: риск неконструктивного, изматывающего самобичевания. Учитывая, что Грин зачастую использует слово «нарциссизм» с явно негативными, почти обвинительными коннотациями, и при этом старательно размывает тонкую грань между здоровой нормой и явной патологией, попытка честно взглянуть на себя через эту гриновскую, часто безжалостную, оптику рискует превратиться не в путь к исцелению, а в беспощадную порку самого себя. Читатель, вооружившись этим знанием, может начать с ужасом видеть в себе «ужасного, коварного нарцисса» в каждом своем мимолетном желании признания, в любой амбициозной мысли, в малейшем проявлении здорового, в общем-то, самолюбия. Вместо того чтобы прийти к конструктивной, созидательной рефлексии, такой самоанализ рискует погрузить человека в трясину чувства вины, жгучего стыда и мучительного ощущения собственной глубинной «испорченности».

Психологически зрелый и здоровый подход к работе с собственными нарциссическими чертами (которые, повторимся, в той или иной степени, в том или ином виде есть у каждого из нас) кардинально отличается от гриновского стратегического фокуса на контроле и утилизации. Прежде всего, это честное самонаблюдение, но без немедленного осуждения: это умение замечать свои мысли, чувства и поведенческие реакции, так или иначе связанные с нашим эго («Ага, вот сейчас меня это действительно задело», «Так, я явно ищу одобрения и похвалы»), но без спешки навешивать на себя уничижительный ярлык «плохого, испорченного нарцисса». Затем – попытка мягко, без насилия над собой, исследовать корни этих потребностей: откуда они растут? Какие глубинные детские переживания, какие неудовлетворенные в прошлом нужды или давние травмы могут за ними стоять? Понимание истоков часто помогает ослабить их иррациональную власть над нами. Далее – самосострадание, это бесценное умение относиться к себе с такой же добротой, терпением и пониманием, какие мы готовы были бы проявить к хорошему другу, попавшему в беду. Критически важно признать, что иметь свое эго, свои потребности, свои слабости и уязвимости – это неотъемлемая часть человеческой природы, а не повод для вечного стыда. Самосострадание, в отличие от беспощадного самобичевания, дает нам необходимые внутренние ресурсы для позитивных изменений. И, конечно же, фокус на личностном росте: это направление своей энергии не на то, чтобы с яростью «задавить» или «искоренить» в себе этого воображаемого «внутреннего нарцисса», а на то, чтобы постепенно развивать более здоровые, зрелые и конструктивные способы удовлетворения своей естественной потребности в самоуважении (например, через реальные, значимые достижения, через осмысленный вклад в жизнь других людей, через построение глубоких, доверительных и взаимных отношений) и на целенаправленное укрепление своей способности к эмпатии и сопереживанию.