Zа право жить Юрий Черкасов, Ольга Милованова

Второй выпуск альманаха «Мы наши» неслучайно получил название «Zа право жить». Как и первый, открывший этот проект, сборник «Донбасс. Дорога домой», он посвящен драматическим событиям в той части бывшего Советского Союза, которая еще не так давно называлась Юго-Востоком Украины.

«Zа право жить» – это выживать в нечеловеческих условиях, в которые поставил киевский режим народ свободного Донбасса, это право отстаивать свою свободу с оружием в руках.

На самом деле, редакция альманаха планировала посвятить второй выпуск событиям Великой Отечественной войны, ведь основная идея издания – посредством художественной литературы пропагандировать патриотизм, рассказывать о борьбе нашего народа за свободу и независимость Родины. Но реальность оказалась сильнее наших замыслов. После выхода в свет первого выпуска нам пришли такие тексты, что не опубликовать их сейчас просто невозможно. И было решено продолжить столь актуальную тему Донбасса, а проблематика нашей войны с германским фашизмом будет лучше звучать в год восьмидесятилетия Победы. Материалы для этого уже собираются.

«Мы наши» – это первый в России литературно-художественный проект патриотического направления. Ведь ничто другое не способно вызвать такие сильные чувства читателя, как слово писателя. Оно гораздо действеннее сухой документальной прозы или газетной статьи и способно намного лучше передать эмоции, чувства и глубину переживаний персонажей, сложность моральных дилемм, столкновения ценностей.

Авторы этой книги – писатели, участники боевых действий, жители Донбасса, уроженцы Новороссии. То есть люди, пишущие о войне не с чужих слов, знающие ее не из телевизионных программ или новостных интернет-каналов. Их живой, трогательный рассказ о том, что пришлось пережить им самим или персонажам их произведений, позволяет осознать весь трагизм происходящего и справедливость нашей общей борьбы с диким местечковым национализмом, принимающим порой форму истинного фашизма.

Кого может оставить равнодушным, например, рассказ Олега Визера об ополченце, потерявшем при обстрелах жилых районов Донецка сначала жену, а потом и сына, который умер у него на руках? Или повествование Ирины Горбань о том, что пришлось пережить в украинских застенках нашим подпольщикам, героям ее рассказа. И, конечно, поистине бесценным материалом для осмысления происходящего являются записки с «той стороны» Оксаны Саликовой (пишущей, по понятным причинам, под псевдонимом) о жизни на подконтрольной Киеву территории.

В общем, интересного много, и говорить об авторах альманаха и их рассказах можно долго, но лучше прочитать, что я и советую сделать.

Юлия Карасева, главный редактор книжного проекта «Мы наши»

Танька умирала. Она лежала на своей узенькой кроватке у окна уже полгода и ждала смерть. Худенькая, жилистая, за свою долгую жизнь Танька ничем серьезно не болела. Ее просто покинуло желание жить.

Началось с того, что она перестала выходить за ворота. На родной с детства улице Танька не встречала больше ни одного знакомого лица. Да и сама эта улица изменилась. На ней наросли каменные дома, резные наличники заменили пластиковые стеклопакеты, а цветущие палисадники замуровали глухими заборами. Мир сузился для нее до размеров двора. Но и здесь Таньке тоже стало скучно. Все вокруг постоянно куда-то спешили. Им было не до долгих обстоятельных разговоров, которые хотелось вести Таньке. Ее сознание не поспевало за быстрой речью и новыми словами, она перестала слушать. Родные решили, что у нее проблемы со слухом, и говорили с Танькой громко и отчетливо, как с сумасшедшей.

Еда потеряла вкус, и она ела, только если ей напоминали об этом.

Даже солнце как будто потускнело и не грело больше старые Танькины кости.

Еще какое-то время она бесцельно топталась по дому, переходя от окна к окну, останавливалась на пороге комнаты, не входя и не выходя, и молча наблюдала за домашними. А их ужасно раздражали и ее молчаливое любопытство, и постоянное препятствие на пути.

Тогда Танька и решила лечь, чтобы никому больше не мешать. Но смерть не спешила за ней.

Радовали Таньку только сны. Все теперь было там: детство, юность, молодой влюбленный муж, дети, подруги. Невзгоды и предательства за давностью лет забылись, затерлись. Прожитые годы казались необыкновенно счастливыми, наполненными событиями и добрыми, понимающими людьми. Она погружалась в эти сны, путая их с явью. Реальная жизнь казалась серым бесконечным мороком, от которого можно было укрыться только там.

Дом отец построил перед самой войной. Танька хорошо помнила день, когда он торжественно запустил в новые, пахнущие свежеструганным деревом сени черного котенка-задохлика с жидким хвостиком. Мурка быстро выправилась в красивую, полную достоинства кошку, оказавшись еще умницей и отличной мышеловкой. Все попытки детей поиграть с ней она пресекала шипением или осторожным ударом лапой с втянутыми когтями. Но если вдруг мать набрасывалась на провинившихся детей с руганью, а то и колотушками, Мурка громко мяукала и легонько кусала ее за ноги, заступаясь за них, как за собственных детенышей…

Третий брат родился, когда отца уже забрали на фронт.

Война добралась до их дома в конце октября. Она заявила о себе грохотом тяжелых орудий, от которых семья пряталась в глубоком погребе за домом. Потом встала на пороге группой шумных офицеров в серых добротных шинелях. Немцы расположились в доме, выселив хозяйку с детьми в сарай. Они не были злыми, эти чужие люди. На глазах у Таньки они героически расправились только с десятком кур, которые оставались в хозяйстве. Впрочем, жилистого петуха они отдали матери – кормить детей.

Мать стирала немцам белье, топила печь и мыла полы в доме. Незваные гости не обременяли себя заботой о чистоте. Окурки, объедки, ошметки грязи с сапог – работы было много, и она брала с собой Таньку.

Таньке шел уже четырнадцатый год, но из-за своего малого роста и чрезвычайной худобы она выглядела совсем ребенком. Но мать все равно прятала тощие Танькины ноги под длинными бесформенными юбками и низко, до самых бровей, надвигала платок ей на лоб. К счастью, ни изработанная до черноты мать, ни дурнушка-дочь не вызывали похотливых желаний у немцев. Они исправно платили продуктами за работу. Жестяные банки с консервами, галеты и шоколад мать прятала, а из крупы варила кашу, изредка добавляя в нее кусочки мяса. Помогал огород, засаженный картошкой. Обязанность ухаживать за ним легла на Таньку и пацанов. Даже мелкий, только встав на ножки, уже копался в земле, выбирая клубни.

Так прошли почти два года. О делах на фронте они узнавали из официальных немецких сводок, шумно докладывающих о взятии городов, развертывании наступлений и массовом переходе советских солдат и офицеров на сторону немцев. Но верить хотелось листовкам, которые все чаще стали появляться на улице: «Полицаи и старосты! Готовьте себе кресты», «Мужчины, пейте самогон и прогоняйте немцев вон!», «Женщины! Готовьте квас и собирайтесь встретить нас!», «Немецким прихвостням «капут», везде и всюду вас найдут!» Соседи шепотом передавали друг другу новости о партизанах и зверствах карателей. Слава Богу, немцев в черной форме они так и не увидели…

В конце лета канонада с востока уже не прекращалась. А в начале сентября немцы вдруг засуетились и, громко переругиваясь, стали спешно упаковывать вещи и документы. Мать бросила корыто с недостиранным бельем, наказала Таньке и старшему из сыновей собрать теплые вещи, взять побольше воды и бежать в погреб. Сама она кинулась за младшими. Нагрузившись одеялами, старыми полушубками, бутылями с водой и свечами, Танька уже сунулась в дверь вслед за братом, когда увидела в темном углу Мурку. Под ее мягким боком копошились три пушистых слепых комочка. «Нашла время котиться!» – буркнула Танька, но тут же сгребла мамашку с выводком, завернула в свою кофту и выскочила из сарая…

В погребе они просидели все дни наступления Красной армии, питаясь припасенными консервами, галетами и шоколадом. Изредка в минуты затишья мать осторожно приоткрывала крышку погреба и с тоской смотрела на дом, который каким-то чудом все еще оставался цел.

Однажды Мурка прошмыгнула у нее между ног и выскочила наружу. Танька хотела было бежать за ней, но мать не пустила. Котята, оставшись одни, жалобно замяукали, тыкаясь теплыми мордочками в руки детей.

Той ночью разрывы снарядов слились в сплошной непрекращающийся гул. Земля поминутно сотрясалась так, что уже привыкшие к обстрелам дети жались к матери и тихонько подвывали от страха.

Под утро вдруг наступила тишина. Услышав негромкое мяуканье и скрежет когтей, Танька приоткрыла тяжелую крышку и увидела Мурку. Перед ней лежали три дохлые мыши.

Мать посчитала это добрым знаком и разрешила детям выйти наружу.

Первым делом осмотрели дом. Конечно, он пострадал. Ударом снаряда снесло крышу и развалило печную трубу. Выбитые окна, в щепы разлетевшаяся дверь, выщербленные пулями глубокие раны на бревнах. Все это были тяжелые, но не катастрофические разрушения. Сарай был сметен прямым попаданием. От соседнего дома осталась только закопченная печь посреди пепелища. Глубокая воронка взрыла огород совсем близко от их укрытия. Мальчики нашли в ней запекшиеся картофелины.