Волков говорил с напрягом, цедил сквозь зубы слова, выплёвывал фразы, очерняя человека, бывшего когда-то доверенным лицом моего отца. После этого разговора мама замкнулась окончательно, перестала говорить, вставать, легла на три недели в больницу, а оттуда Артур перевёз её в городскую квартиру, объясняя такое решение близостью лечащего врача.
Второго апреля её не стало. Падение из окна с большой высоты не оставило шанса и дало долгожданное освобождение. До последнего я считала, что она сделала это сама, устав от болезни, задурманив лекарственными средствами мозг, но в полиции прописали «смерть по неосторожности, случившаяся при мытье окон». Тазик с мыльной водой, тряпка и скребок полетели вниз вместе с ней, разметавшись на асфальте вокруг её тела.
Хоронили маму в закрытом гробу, как и отца восемь лет назад. Не знаю, как я это пережила. Да, ждала, готовилась, видя её ухудшающееся состояние, но надеялась на чудо. Волковы поддерживали, старались не оставлять одну, носились со мной, как с писаной торбой. Благодаря их вниманию и заботе, я смогла справиться, закончить учебный год, не потеряться и идти дальше. Дальше в будущее. В будущий ад.
15. Глава 15
Ночь оказалась плодотворной на мысли и действия наших героев. Тимур, проследив конечный пункт Катерины, вернулся в свою квартиру, плеснул коньяка на два пальца, развалился на удобный диван, поскрипывающий туго натянутой кожей, и в полумраке сделал тягучий глоток, разогревая пищевод и расслабляя мозг.
Перед глазами стоял её взгляд – кристально-прозрачный, чуть влажный, открытый, растерянный, расчерченный золотистыми лучами по густому молочному шоколаду, проникающий в самую глубину души, не оставляющий шанса не откликнуться на зов. Зов… Немного патетично, возвышенно, не совсем применимо в жизни, но Тимур чувствовал именно так. Зов крови. Зов сердца. Зов души.
Чувствовал он когда-нибудь такое влечение к женщинам? Легкомысленную влюблённость – да. Похоть – и такая была. Страсть – также сталкивался. Только все эти импульсы шли от члена, от обычного мужского желания самоутвердиться. Сейчас, вспоминая электрические покалывания, проникающие под подушечки пальцев, касающихся к телу через ткань, те потоки жара, которые толчками заполняли внутренний мир, Тим ощущал именно зов, древний, как сама жизнь, манящий, как глубины преисподней, уничтожающий понятное прошлое, как вселенская катастрофа.
Первый раз в жизни ему хотелось заботиться, оберегать, стать лучше. Стать достойной её, такой чистой, сломленной, нуждающейся в защите, но такой сильной.
Катерина, закрывшись в своей комнате, легла в кровать, укрылась одеялом и занялась анализом прошедшего дня. Её ещё потряхивало от произошедшей истерики, а мысли кружились вокруг нового знакомого. Высок, красив той мужественной красотой, отличающей хищника от падальщиков и травоядных. Мощь, сила, уверенность исходили от него волнами, даже не исходили, а выплёскивались бурными потоками, стачивающими камни, пригибающими к земле, ломающими волю. А как она боялась потерять свою волю, вернуться в ту ночь, почувствовать себя беспомощной в чужой власти.
Та жуткая ночь… Она не отпускала, держала клещами, ломала настоящее, не давала нормально двигаться в будущее. Находясь в руках Тимура, утопая в глубине крепкого кофе, вдыхая морскую свежесть с фруктовыми нотками и терпкостью хвои, Рина забыла на несколько мгновений ту боль, одолевавшую её последнее время, скрылась в его ауре от тяжёлых воспоминаний, врывающихся непрошеными в сны, и испугалась. Испугалась себя, своих ощущений, его влияния на чувства, пробившие выстраиваемый в течение года панцирь.