– Грик? – неуверенно окликнул я, вскинув руку.

Он обернулся, долго пялился и подошёл. Уже вблизи лучезарно оскалился, обнял и сдавил, как подушку.

– Лю-ю-ютек, – протянул он. – Когда ты приехал?

– Недавно. Мама умерла, пришлось к папаше переехать.

Грик резко помрачнел, ободряюще хлопнул меня по плечу и угрюмо покивал. Не стал ронять клятые соболезнования, просто потискал за плечо, как бы давая понять, что рядом, на том и закончил. Помолчав, предложил:

– Вечером идём со мной в клуб?

– Нет, папаша не отпустит. Он… – Я беспомощно покрутил пальцем у виска, но сказал совсем не то: – Беспокоится очень. Давай в пятницу?

– А по пятницам он не беспокоится?

– По пятницам не особо.

Еженедельно с пятницы по воскресенье папаша напивался в баре у Эла, приходил далеко за полночь и нёс всякую херню, иногда до того лютую, что дико хотелось его отхреначить. Он подолгу раздевался не в силах стянуть с себя носки, бухтел невнятно, стонал и матерился, а потом орал во сне, будто его черти под зад пинали. Раздражал знатно, аж до скотского желания, чтоб он скорее сдох где-нибудь в вонючей подворотне по пути из бара.

– Ну лады, давай в пятницу, – согласился Грик. – Записывай номер.

Мы болтали недолго, Грик вернулся к своей девчонке, обнял её со спины. Сам он выглядел как бандит из фильма, статный такой, с хмурой рожей; она же была XL и явно домашней. Не подходили они друг другу – и хрен знает почему.

Нинка так и щебетала с подругами, забыв о моём существовании. Я лезть к ней не стал, сел на трибуну и наблюдал за выходками пьяных идиотов. Одни учились делать сальто, другие – трюки на велике. У кого-то получалось, кто-то позорился. Девчонка в сетчатых чулках никак не могла осилить жонглирование: беспорядочно запускала в небо крышки от бутылок и не ловила ни одной. Кажись, это всерьёз веселило её – она ржала по-дикому. А стыдно было мне. За каждого из них.

Потом притащился пьяненький пацан, от которого за триста световых разило дерьмовым парфюмом и дешёвым алкоголем, протянул руку, назвался Владом. Участливо спросил, как мои дела и настроение, позвал пиво пить. А я нагнал, типа сейчас дождусь Нинку и свалю. Он понятливо покивал – и мы оба знали, что на ответ ему насрать и ляпнул он, видать, первое, что пришло в башку. И мне несколько минут пришлось слушать псевдофилософию о жизни, пока он не попрощался и свалил. Но его место занял другой, представился Ростиком, долго комментировал происходящее перед трибунами, сокрушался, что вино кончилось, помолчал и тоже свалил. Спустя пару новых знакомств очередной болтун снова назвался Ростиком…

Тут-то и догнало осознание, что они издеваются, уроды, подсаживаются по кругу и несут всякую херню. Развлекаются типа.

Видать, рожу у меня перекосило знатно – они хором заржали.

Я пересел подальше и вскоре услышал за спиной крадущиеся шаги и шепоток. Решил: эти недоумки опять что-то затеяли. Обернулся: три девицы, явно под дурманом, разодетые как малолетние шлюшки, плюхнулись со мной рядом и озарились пьяными улыбками.

– А что у нас тут за котик, мур-мур, – пропела одна.

Была она симпатичной, даже очень. Наверно, Любка Викулова выросла примерно такой: смазливой, кокетливой и немножечко развратной. Обманчиво доступной.

Интересно, а как далеко эта девчонка могла бы зайти в своём флирте? По крайней мере, ей и раздеваться бы не пришлось, всего-то задрать юбку.

– Любава, ты?

Она нахмурилась, будто её оскорбили самым дерьмовым словом, и мотнула головой.

– Дэя я, – по-сучьи надменно назвалась она.

– А я Люций.

– А нам сказали: Лютик. «Лютик» красивей звучит, правда, девочки?