– Чего?

– А у тебя там, в сумке, – леший указал глазами на суму, – ну, точно ничего больше нет?

– Чего: «ничего»? – переспросила Аксинья, не понимая вопроса лешего. – А что должно было остаться?

– Ну, съестного чего-нибудь, – леший снова указал глазами на суму.

– А! – поняла Аксинья. – Сейчас, погоди, – она сняла с плеча сумку и присев на корточки вытряхнула содержимое на траву.

Перебирая вещи, Аксинья наткнулась на четвертушку головки сыра, завёрнутого в тряпицу.

– Вот, – Аксинья протянула лешему свёрточек, – сыр есть ещё.

Бабка нагнулась к Аксинье и позаговорщицки пошептала:

– Мне тоже отломи кусочек, будь доброй.

Среди вещей, которые положил дед в сумку, оказался и маленький ножик. Им девушка разрезала пополам сыр и отдала по куску старухе и лешему.

– Благодарю тебя, девица, – поклонился леший Аксинье, покончив с угощением. – До чего же я люблю еду человечью!

– А сами, что же приготовить не можете? – удивилась девушка.

– Так на чём же? – в свою очередь удивлённо спросил леший. – Ты, красавица, не знаешь разве: готовят-то на огне.

– А вы, что ж, огня развести не можете?

– Нет, – ответила ведьма, – не можем. Мы, милая, с огнём, да с острым-то: вот, как сабля твоя – обращаться не можем.

– Ясно теперь, – Аксинья спрятала нож и передвинула петлю с саблей за спину.

– А за доброту твою, да сердце мягкое, за щедрость, – ведьма выпрямилась, – скажу тебе вот что: коль нужда какая случится, али помощь потребуется, так ты, Аксинья, ко мне иди. Я тебе, ягодка, помогу в любом деле. Тебе кажный заяц дорогу до моей хибары укажет: я туточки рядышком обретаюсь.

Бабка поставила палку на лапоть лешему и сильно надавила.

– Очумела? – вскрикнул леший.

– А ты чего молчишь, как пень трухлявый? – спросила лесная ведьма своего дружка.

– А, ну да, – леший снял шапку и поклонился Аксинье. – Благодарю тебя за угощение, де́вица, – он посмотрел с вызовом на ведьму. – А помогу тебе, Аксинья, я прямо теперь же, не дожидаясь пока нужда настанет, как тут некоторые обещают. Выведу тебя из леса. Тебе куда надобно?

– В город ей надобно. К князю, – вмешалась старуха.

– Ну, к князю не доведу, а до города перенесу, филин три раза ухнуть не успеет.

– А до князя я тебе, драгоценная, прямё-ё-ё-хонькую дорожку проложу, ни кто остановить тебя не сможет, – ведьма, уставив руки в бока, с превосходством смотрела на лешака. – Иди смело к князю!

– Тьфу! – плюнул с обидой леший.

– Вы опять?! – Аксинья грозно топнула ножкой.

– Да, ты не серчай, ягодка, такие-то мы неуживчивые, да несговорчивые, – вздохнула бабка.

– Это точно, – подтвердил леший.

– Ну, давай, давай, – подтолкнула в бок лешего ведьма, – отправляй уже её в город.

Леший поправил кушачок и, глядя на Аксинью снизу верх, сказал:

– Вон пень, – он указал рукой на трухлявый пень, за которым до этого прятался сам, – садись на него и глаза закрой. А, как услышишь, как филин три раза ухнет, открывай.

Девушка подошла к пню и села на него. Помахав рукой лесной ведьме и лешему, зажмурилась. Над самой её головой трижды ухнул филин. Аксинья приоткрыла глаза: чудеса, да и только. Не обманул леший. Она сидела на пеньке рядом с наезженной дорогой, что упиралась прямо в городские ворота.

Глава четвёртая

Город был большим. Да, что там – большим, он был – огромным!

Аксинья остановилась на пригорочке недалеко от городских ворот и, раскрыв изумлённые глаза, глядела на высокие разноцветные крыши больших домов, на замысловатые резные коньки теремов. Её поразило сверкающее на солнце золото храмов высоко к небу вознесших свои луковички-купола.

Смело пройдя мимо городских стражей, Аксинья смешалась с многоголосой толпой на улице. Стражники поглядели на вооружённую девушку с подозрением, но, как и обещала лесная ведьма: ни останавливать её, ни чинить допроса «кто, да зачем» – не стали и, быстро потеряв к ней интерес, отвернулись.